– Ну… Может быть, дед еще до удара успел через Лютикову с ним связаться. А она просто врет, что ей не звонили. После того как звонок состоялся, она просто-напросто стала нежелательной свидетельницей. Неизвестный узнал, что у деда удар, и решил дальше действовать без него, оборвать все связывающие их ниточки.

– Нет, это как-то слишком неправдоподобно.

– Но ты не можешь отрицать того, что на Лютикову покушались именно в то время, когда мы начали через нее искать «невидимку».

– Слушай, а что, если ее все-таки укокошат? Что мы тогда будем делать? Ниточка оборвется и…

– Для этого Лютикову надо охранять.

– Но ни ты, ни я не можем обеспечить ее сохранность!

– Если она будет сидеть дома, то можем. Ты караулишь лестницу, я – балкон.

– Ага. И когда придет убийца, мы сбросим ему на голову телевизор.

– Ладно тебе, просто спугнем.

– Но что, если Лютиковой захочется куда-нибудь отправиться?

– Ну… Я напугаю ее, велю носа не высовывать. Ведь она думает, что я всамделишный частный сыщик и работаю на нее. Должна послушаться.

– Думаю, днем караулить балкон не придется. Кто туда полезет при всем честном народе? Остается дверь в квартиру. Я усядусь в подъезде на подоконнике и почитаю газету, а ты ложись спать.

– Я спал, – коротко ответил Константин. – Но я расстроен.

– Еще бы. Провел ночь с едва знакомой женщиной!

– Но ты же понимаешь, что это все ради спасения нашего доброго имени!

– Боюсь, что в ходе спасения ты опозоришь наше имя каким-нибудь другим способом, – пробормотал Борис.

6

В это время Мила отчетливо осознала, что ей не по силам сидеть взаперти и бездействовать. Конечно, на нее работает частный детектив, но… Этот Глубоководный не казался ей особо умным или расторопным. Ее сто раз прикончат, прежде чем он что-нибудь отыщет. Недаром же у него расценки, как в комиссионке! Нет-нет, до тех пор, пока он ищет убийцу, ей просто необходим телохранитель. Крупный мужик с глазками-прицелами и пистолетом под мышкой. В то время как она станет смотреть телевизор, вязать или читать романы, он будет ходить от двери к окнам и проверять, все ли в порядке.

Мила была убеждена, что нанять телохранителя в нынешнее время – не проблема. Были бы наличные, чтобы оплатить его верную службу. Наличные она могла взять только у бывшего мужа. Вернее, даже не бывшего – ведь развод покуда не состоялся. В конце концов, Орехову по штату положено решать ее проблемы!

«Я должна побороться за себя, – решила Мила. – Кроме того, это Орехов затеял развод, после того как я застукала его с той длинноногой вешалкой». Мила натянула брюки и свитер, зачесала стоявшие дыбом волосы вниз и выскользнула из квартиры. Борис, которого братец уверил в том, что Лютиковой потребуется еще некоторое время на вытрезвление, за лестницей не следил и уход ее прозевал.

«Орехов, конечно, испугается, когда я скажу ему, что в меня стреляли, – думала Мила по дороге. – По крайней мере, расстроится». Однако действительность оказалась другой. Орехов во всей полноте продемонстрировал свой гнусный характер и не только не расстроился, но проявил полное и абсолютное непонимание момента.

– Чушь какая-то! – воскликнул он, когда Мила ворвалась к нему в кабинет и выложила карты на стол. – Зачем тебе телохранитель? – Он голосом выделил это «тебе», давая понять, что Мила, в его представлении, не больше чем блоха на собаке.

– В меня стрелял мужчина в черных колготках! – раздраженно пояснила та.

– Мужчина в черных колготках?! – изумленно повторил Орехов. – Ты что, накануне участвовала в демонстрации, требующей ограничить права сексуальных меньшинств?

– Колготки были у него на голове, – раздраженно пояснила Мила. – И прошу тебя, Илья, не строй из себя кретина. Это случилось в редакции, на балконе. Мы вышли с Аликом Цимжановым на воздух…

– Зачем вас понесло на воздух в такую холодную пору?

– Ну… Мы должны были отредактировать статью, а нам мешала секретарша, – не слишком удачно соврала Мила.

Она видела, что Орехов недоволен. Она знала его как облупленного – могла расшифровать его жесты, выражение лица и каждое движение бровей. «Может быть, хорошо, что он ушел из моей жизни? – внезапно подумала Мила. – Если говорить по правде, он мне до смерти надоел». Несмотря на то что Орехов был симпатичным сорокалетним мужчиной с длинным тренированным телом, в его характере наличествовала масса отвратительных черт.

– А что думает по этому поводу сам Алик? – не сдавался Орехов, проявляя одну из этих черт, а конкретно – ненужную въедливость. Нормальный мужчина на его месте уже давно полез бы в бумажник за деньгами.

– Веришь ли, Алик не видел этого типа. Он стоял к нему спиной.

– Но ты, конечно, закричала, подняла на уши всю редакцию…

– Конечно, – Мила раздула ноздри. – Но он все равно успел убежать.

– А что милиция?

– Милиция не в силах заслонить собой всех беззащитных граждан, – выкрутилась Мила. – Поэтому меня должен защитить ты. Не забыл, что у тебя все еще стоит штамп в паспорте? Или ты его уже соскоблил, чтобы порадовать свою кобылу?

– Не называй ее так! – резко бросил Орехов и, вскочив с места, принялся расхаживать по кабинету. – Если я полюбил другую женщину, значит, она лучше, а не хуже тебя.

Это была любопытная трактовка ситуации, хотя, на взгляд Милы, в ней тоже присутствовали изъяны. Когда Орехов поднялся, Мила с неудовольствием заметила, что он здорово постройнел. Впрочем, впечатление слегка портило лицо, которое вместе с остальным телом тоже сбросило вес и слегка обвисло. Однако вид у него все равно был шикарный. «Молодеет мне назло. В то время как я каждый вечер борюсь с гастрономическими искушениями, он изгоняет из себя жир при помощи молодой любовницы».

– Как ты можешь просить у меня денег в такой момент? – возмутился между тем Орехов. – Ведь ты лучше кого бы то ни было знаешь, в каком я сейчас нахожусь отчаянном положении! После бегства Егорова я буквально на грани разорения!

Мила ему не верила. Орехов был человеком-удачей. У него получалось все, за что бы он ни брался. Он обращал в золото любой мусор и сумел сделать деньги на таких глупых вещах, как табуретки с подогревом и ароматизированные носки. В смутные времена перестройки Орехов еще работал по специальности, возглавляя скудно финансируемый и довольно убогий в смысле полиграфического исполнения журнал «Самородки России». Журнал, по мнению свихнувшихся на русской идее хозяев, должен был поддерживать живую мысль, все еще бившуюся в отечественной глубинке. Мила не переставала удивляться, как при столь мизерном тираже провинциальные читатели вообще смогли узнать о существовании этого светоча мысли. Тем не менее на редакцию в первые же месяцы обрушился шквал писем, телефонных звонков и личных посещений самородков. Подавляющему большинству из них самое место было в сумасшедшем доме. Однако Орехов во всей этой куче мусора постоянно ухитрялся находить жемчужные зерна.