Я кивнула и потребовала:

— Снимите маску.

Льюис стянул свою жуткую длинноносую маску, скинул с головы капюшон плаща, и передо мной предстал маленький темноволосый человечек с улыбчивым, вызывающим доверие лицом. Доктор Льюис низко поклонился мне.

— Леди Маргарита хотела бы знать, есть ли у вас какой-то конкретный план по вызволению обоих принцев из Тауэра, — сообщил доктор. — Она также просила передать вам, что и она, и ее супруг лорд Стэнли в любой момент готовы подчиниться вашему приказу. А еще она хотела довести до вашего сведения, что герцог Бекингем в настоящее время полон сомнений относительно честолюбивых планов герцога Ричарда, которые невесть куда могут его завести. Леди Маргарита считает, что молодой герцог Бекингем вполне может перейти в наш лагерь.

— Однако же он сделал все возможное, чтобы именно герцог Ричард занял свое нынешнее место, — заметила я. — С чего бы ему теперь, когда они одержали победу, менять свою точку зрения?

— Леди Маргарита уверена, что герцога вполне можно переубедить. — Льюис наклонился ближе — так его слова могла слышать только я. — Она полагает, что мнение герцога Бекингем о нынешнем правителе страны и без того уже сильно ухудшилось. Кроме того, ей кажется, что герцога заинтересуют некие возможные вознаграждения, куда более значительные, чем те, которые способен предложить ему Ричард Глостер. И потом, герцог Бекингем молод, ему нет и тридцати, к тому же он всегда был весьма неустойчив в своих воззрениях, так что его легко можно склонить на нашу сторону. Он, например, всерьез опасается, что Ричард сам захватит трон, а вашим сыновьям грозит беда. Ведь герцог Бекингем считает вас, свояченицу, и ваших детей своими близкими родственниками, и ему отнюдь не безразлично будущее принцев, его маленьких племянников. Леди Маргарита просила меня непременно передать вам, что, по ее мнению, слуг в Тауэре подкупить нетрудно. Ей также хотелось бы знать, чем конкретно она может помочь вам в осуществлении ваших планов по освобождению юных принцев Эдуарда и Ричарда.

— Это вовсе не Ричард… — начала я, но осеклась.

В дверном проеме того коридора, что вел вниз к реке, словно привидение стояла моя дочь Елизавета; она явно поднялась с самой нижней ступеньки лестницы: подол ее платья потемнел от воды.

— Елизавета, бога ради, что ты там делала? Ты же вся промокла!

— Мне просто захотелось посидеть у реки, — ответила дочь. Лицо ее показалось мне очень бледным и каким-то странно чужим. — Ранним утром река такая тихая и красивая. Но потом на ней вдруг возникло какое-то странное оживление, и я все пыталась понять, в чем же причина. Мне казалось, река вот-вот сама мне все расскажет… — Елизавета запнулась и в упор посмотрела на доктора Льюиса. — Кто этот человек?

— Его прислала леди Маргарита Стэнли, — ответила я, не в силах оторвать взгляд от мокрого подола дочери, который волочился по полу, точно русалочий хвост. — Как это ты умудрилась так промокнуть?

Лицо дочери по-прежнему было таким же бледным, а взгляд стал враждебным. Она приблизилась к нам.

— Большие барки, проплывавшие мимо, подняли волну, — пояснила Елизавета. — Все они направлялись вниз по реке, к замку Бейнард, где в настоящее время расположился герцог Ричард со своим двором. От этих кораблей пошли такие большие волны, что я не успела отступить — вода залила сразу несколько ступеней. Интересно, что там такое сегодня происходит? Мне показалось, пол-Лондона проплыло мимо меня, направляясь в замок герцога Ричарда, хотя сегодня вроде бы должна была состояться коронация моего брата.

Доктор Льюис, явно смущенный, нерешительно вмешался:

— Видите ли, я как раз собирался рассказать вашей матушке…

— Сама река — свидетельница этого обмана, — грубо прервала его моя дочь. — Она так упорно омывала мне ноги своими волнами, словно хотела о чем-то предупредить. Любой мог бы догадаться.

— О чем догадаться? — спросила я, глядя на них обоих.

— На заседании парламента было объявлено, что отныне нашим полноправным правителем является герцог Ричард, — тихо произнес доктор Льюис, и мне показалось, что его слова отозвались в нашей сводчатой каменной часовне таким гулким эхом, словно он выкрикнул их на площади. — Члены парламента вынесли решение, что ваш брак с покойным королем был заключен не только без ведома полноправных членов Тайного совета, но и с помощью колдовских чар, наведенных вами и вашей матерью. Было замечено также, что к тому времени король Эдуард уже пребывал в законном браке с другой женщиной.

— Короче, все эти годы ты, оказывается, была его шлюхой, а мы, значит, ублюдки, — холодно констатировала Елизавета. — Так что, мама, мы потерпели полное поражение и отныне навеки покрыты позором. Все кончено. Кончено. Может, теперь нам позволят хотя бы уехать, взяв с собой Эдуарда и Ричарда?

— Что ты такое говоришь? — возмутилась я. — Что ты такое говоришь? О чем ты думала, сидя у реки? Ты сегодня какая-то странная. В чем дело? Что с тобой происходит?

Пожалуй, видом собственной дочери, точно вышедшей ко мне из речных вод с мокрым подолом, удивительно напоминающим русалочий хвост, я была потрясена не меньше, чем вестью о том, что Ричард официально предъявил свои права на трон и попытался нас уничтожить и втоптать в грязь.

— Просто мне кажется, что все мы прокляты! — негодовала Елизавета. — Да, все мы прокляты! И река тоже шептала мне проклятия! И я считаю, что вы с отцом виноваты в том, что позволили нам появиться на свет и поставили в унизительное положение; охваченные честолюбием, вы не сумели достаточно крепко ухватиться за власть и сделать ее для нас законной.

Я стиснула холодные руки дочери с такой силой, словно боялась, что она сейчас уплывет от меня, и хотела ее удержать.

— Нет, нет, девочка моя, вы не прокляты. А ты — самая лучшая, самая замечательная из всех моих детей, самая красивая, самая любимая. И тебе прекрасно это известно. Какое же проклятие может пристать к тебе?

И все же, когда Елизавета посмотрела мне в лицо, глаза ее были темны от ужаса, словно она только что увидела собственную смерть.

— Я знаю, мама, что ты никогда не сдашься. Ты никогда не оставишь нас в покое, не позволишь нам жить как все. Твое безудержное тщеславие обернется гибелью моих братьев, а если умрут они, ты посадишь на трон меня. Тебе власть куда дороже собственных сыновей. Так что, если их обоих уничтожат, ты вознесешь меня на трон — вместо моего покойного брата. Ведь ты любишь корону куда сильнее своих детей.

Я лишь молча качала головой, словно пытаясь как-то ослабить силу этих страшных обвинений. И это моя девочка, мое милое простодушное дитя, моя любимица Елизавета! Плоть от плоти моей. Да ведь она всегда даже в мыслях была полностью мне покорна. Все, что есть у нее за душой, вложила в нее я.

— Это неправда. Ты не можешь так себя вести. Да ты просто всего не осознаешь. Река никак не могла тебе такое сказать. И потом, ты же не способна слышать ее голос. Все это ложь.