Это был князь со своим конвоем.

Светлейший вскоре появился на парадной лестнице, сопутствуемый свитой адъютантов и офицеров всех родов оружия.

Он медленной, тяжелой походкой поднялся по ступеням…

Лицо его было особенно оживленно, весело и довольно.

– Молодец… Спасибо… – сказал он, проходя, Бауру, который его встретил один из первых. – Вишь как! Лучше, чем у меня было. А что наша княжна?..

– Слава богу.

– И слава нам! Так ли? – усмехнулся князь весело…

– Слава вашей светлости, – отозвался Баур.

– И тебе, разбойник!

Княжна Эмете двинулась навстречу князю такая же озабоченная, но вдруг просияла. В свите князя глаза ее сразу нашли и увидели виртуоза маркиза…

Его отсутствие на бале смущало ее целый час! Но вот он тут… и она будто ожила.

Княжна, улыбаясь как-то особенно лукаво, низко присела пред князем…

Он взял Эмете за руку и долго держал ее, не выпуская, и заговорил, любезно наклоняясь…

Князь невольно любовался ею. Эмете была чрезвычайно авантажна.

Весь туалет ее был дымчатый опаковый с серебром из матово-белого шелка. На голове было нечто вроде легонькой шапочки, вышитой белым шелком, унизанной крупным жемчугом с серебряным шнуром… Стан был перехвачен тоже белым серебряным поясом. Кроме того, на шапочке, на груди и на руках блестели и искрились бриллианты… Ни одного самоцветного камня не надела Эмете на этот раз. Вся ее фигурка была с головы до пят серовато-белая, серебристая и блестящая ярким алмазным блеском… Только румянец на щеках был розовый, только прелестные глаза заменяли бирюзу, только губки напоминали рубины…

– Один у вас порок, – сказал князь, и лицо его стало чуть-чуть суровее… – Ваше сердце холодно, как лед… Такая холодность чувств прилична бы уроженке северных стран, а не Персии.

Княжна опять промолчала и только опустила глаза и стояла недвижно, будто ожидая, чтобы князь ее отпустил, освободил.

– Однако я вас удерживаю. Пора начинать танцы, – вымолвил быстро Потемкин, будто догадавшись.

Княжна двинулась в залу, он последовал за ней.

Когда князь появился на пороге, грянула музыка и танцы начались.

Едва князь очутился в толпе обступивших его льстецов и ухаживателей и удалился от дверей гостиной, как княжна ловким маневром очутилась в этих дверях и, найдя на пороге артиста, подала ему руку.

– Я очень пужалась, вы не приедет! – выговорила она быстро и взглянула на молодого человека такими глазами, что он невольно смутился…

Это не была только гостеприимная хозяйка, любезно бросающая фразу приветствия… В словах княжны была какая-то фамильярность и было даже чувство. Многие, стоявшие тут же, с любопытством прислушивались. Но княжна, казалось, не замечала никого или не обращала никакого внимания на толпу.

– Я наехал с князь, – отозвался артист на ее любезность, тоже ломаным русским языком.

– Да. Я увидел вас… И очень обрадовал. Послушай. Вы танцевать. Да. Конечно.

– Да-с… Но я не знай… Я боился, много ваш гость дам не хочет мне сделай честь…

– Маркиз Морельен делай честь для русский дам, а не дам для французский дворянин! – любезно отозвалась княжна.

Несколько человек фыркнули и отвернулись.

Молодой человек промолчал и потупился пред княжной.

– Я приглашай вас сама второй менуэт. Послушай… согласна, маркиз?

– Но я невем, княжна, – заговорил, смущаясь, артист… – Добже… Но я у князь Потемкин…

Артист не успел договорить. Около него появилась вдруг высокая фигура князя, и, оттеснив его, светлейший снова заговорил любезно с княжной… Все кругом видели, что княжна Эмете сразу будто разучилась по-русски, отвечала односложно, не то смущаясь, не то досадуя.

Раздалась ритурнель менуэта, и граф Велемирский подошел к княжне и поклонился.

Князь с изумлением взглянул на офицера. Он хорошо знал его и даже покровительствовал ему вследствие того, что тот был родственником мужа графини Браницкой.

Лицо князя омрачилось при виде этого офицера, известного в Петербурге волокиты. Он уже подавал руку княжне, чтобы вести ее на место…

Князь двинулся и тихо вымолвил голосом, в котором была строгость:

– Велемирский! На два слова…

Граф, заметивший выражение лица и голоса князя, несколько робко подошел к нему.

– Зачем ты здесь? Кто тебя пригласил?

– Никто, – совершенно смутившись, прошептал офицер, и лицо его пошло пятнами. – Я полагал…

И офицер смолк, не зная, что сказать…

– Ступай. Уезжай отсюда и нимало не медля… – строго выговорил князь.

– Но как же менуэт? Я пригласил…

– Пустое.

И князь прибавил громче, обращаясь к княжне, которая стояла в двух шагах и с совершенно изумленным лицом смотрела на князя:

– Княжна, вы извините графа. Ему надо домой ехать сию минуту… Ступай! – обернулся князь к офицеру.

Несмотря на то что эта сцена произошла быстро и князь говорил тихо и осторожно, но так как общее внимание было обращено на него, то иные все слышали, а другие видели и догадались…

Офицер почтительно, но с явным негодованием в лице вышел из залы и быстрой походкой взволнованного человека двинулся чрез ряд гостиных к лестнице.

Князь подошел к Эмете, все еще изумленной.

– Зачем вы прогнали графа? – вымолвила она беспокойно.

– Это нелюбопытно знать! – гневно сказал князь, подал ей руку и стал с ней среди пар, готовых начинать менуэт. В то же время взор его бродил в зале, отыскивая кого-то. Менуэт начался… Все глаза были обращены на танцующето князя. Все были изумлены… Нетанцующие осторожно перешептывались.

– Видели? Какова?

– Вот врезался-то.

– Каково! Прогнал…

– Это уж что-то по-турецки. Может, он этак на балах в Измаиле или Очакове после штурмов с пленницами привык танцевать. Кавалера вон, а сам на его место.

– Ну, жди, судари мои, чего диковинного в скором времени. Этакое так просто не сойдет.

Шепот и злоязычие длилось всю первую фигуру.

Кончив фигуру, князь подозвал молодого кирасира, нетанцевавшего и которого он даже не знал по имени:

– Выручи, голубчик. Кончай за меня. Не за свое дело взялся. Стар… Простите, княжна… Вот вам кавалер.

Кирасир, довольный и польщенный, стал на место князя, а светлейший отошел в толпу глядевших на танцы.

Шепот прекратился, и ближайшие к князю обратились к нему с комплиментами.