– Гейм и второй сет Хеншера. Шесть-четыре. Сет закончен.

Господи, какой горячий матч, подумала я, когда мы благодарно хлопали игрокам. Оба они отошли к боковой линии корта, чтобы выпить воды и передохнуть. Все было совсем как на Уимблдоне – без длительных перерывов между сетами. Эд выглядел смущенным, в то время как Алан держался спокойно, но напряженно. Матч был трехсетовый, а не пятисетовый, так что последний сет решал все.

– Время, – сказал судья, давая последние наставления мальчикам на подборе мячей.

Эд подавал и легко выиграл первый гейм, хотя Алан принимал подачи, сильно отбивая мяч, что вызывало крики удивления в толпе зрителей. Временами казалось, что мяч, как пуля, отскакивает рикошетом от ракеток обоих игроков. Это была прекрасная игра: хотя удары были очень короткими, мяч стремительно летал над травой, проносясь с почти слышимым «у-о-о-ш!». И теперь в течение почти пятидесяти минут они шли на одном уровне, все пять геймов, и Эд снова подавал. Публика замерла в ожидании. Все мы замерли, когда он высоко подбросил мяч и послал его – бах! – прямо на трамвайные рельсы. Явно раздраженный, он вновь подбросил мяч – и произошло то же самое. Он потерял обе подачи. Он устал, хотя был на десять лет моложе Алана. Но Алан упорно ему противостоял.

– Ноль-пятнадцать.

Эд снова подал с хрипящим выдохом, на этот раз Алану под удар слева. Но Алан прекрасно принял мяч, откинув ракетку назад вправо и мощно послав его через весь корт. Эд вернул его ударом слева, сильно и низко, но Алан постоянно отбивал мяч, постепенно с каждым удачным ударом приближаясь к сетке. Он сейчас играл в агрессивный, атакующий теннис, но, благодаря точности Эда, начал сдавать. Видя, что Алан близко у сетки, Эд послал мяч высоко вверх, за него, и наши головы описали круговую траекторию, когда мы следили за его падением. Вдруг судья на линии поднял руку.

– Аут, – объявил он.

– Не было аута, – возразил Эд зло. Главный судья посовещался с судьей на линии.

– Аут, – заявил он твердо, в то время как мы шепотом выражали наше согласие с его решением. Действительно был аут.

– …определенно аут.

– …я не видела точно.

–.. прямо за линией.

–.. я видел, как мел взлетел.

– …странно, что он не соглашается.

– …да, определенно был перелет.

– Тихо, пожалуйста, леди и джентльмены. Ноль-тридцать.

Эд, печатая шаг, вернулся к задней линии и выбрал два мяча. Он снова подал, и Алан сильно отбил. Эд вернул ему мяч, и Алан подрезал снизу вверх; мяч высоко взлетел, сделав петлю. И теперь Эд бежал назад, в то время как мяч летел к нему, стараясь изо всех сил достать его ракеткой и отбить. Но, отбегая назад и не спуская взгляда со снижающегося мяча, он вдруг споткнулся и упал. Затем быстро вскочил на ноги, опершись на левую руку, но мяч, посланный Аланом, уже приземлился. Было слышно, как Эд ругается, отряхивая шорты.

– Ноль-сорок, – сказал судья.

Если Алан выиграет этот гейм, счет будет шесть-пять с последующей его подачей. Он может его выиграть. Это был переломный момент. Ему нужно только принять подачу Эда. Алан стоял на задней линии, пружинисто переминаясь с ноги на ногу, готовый отразить удар. Эд подбросил мяч вверх; мы наблюдали, как он взлетел над его запрокинутым лицом, и вдруг пронзительная трель разнеслась по корту. Мяч врезался в сетку! Эд остановился и грозно посмотрел в моем направлении. О господи, где же он? Я шарила в сумке, ища мобильный телефон, а тот продолжал безостановочно трезвонить. Мое лицо покрылось краской смущения. О господи, сколько же барахла в этой сумке, где же этот чертов мобильник! – подумала я, но никак не могла его нащупать.

– Телефон меня отвлек! – яростно крикнул Эд. Все неодобрительно заворчали, судья пристально посмотрел на меня.

– Я достаточно ясно объявил перед началом матча, чтобы все мобильные телефоны были выключены, – сказал он раздраженно. – Игра не продолжится, пока это не будет сделано.

Наконец-то – вот он!

– Да, привет! – сказала я, выбираясь со своего места с извиняющейся улыбкой.

Все зрители молча за мной наблюдали.

– Салли! Это началось? Да? О, не беспокойся, Салли, – говорила я, стараясь держать себя в руках. – Я уже иду. Извините! – крикнула я зрителям. – Это крайняя необходимость! Ты вызвала акушерку? Ты уверена, что это схватки? Ладно, ладно, конечно, ты уверена, что у тебя схватки. Большие перерывы? Ну, тогда пришло время. Я сейчас буду, – сказала я, чувствуя, как панический страх разливается по венам.

Выбегая из клуба, я услышала удары мяча – игра возобновилась. И затем раздался взрыв аплодисментов.

– Счет шесть-пять, – донеслось до меня объявление судьи. – Хеншер лидирует в финальном сете. Подача Хеншера.

Белобрысый одерживал верх. Он защищал стареющих неудачников. И все это, поняла я с внезапной острой болью, благодаря силе любви. Я махнула рукой проезжавшему мимо такси.

– К Челси-Харбор, пожалуйста, и как можно быстрее, ребенок вот-вот появится! – крикнула я водителю.

– Только не в моей машине, дорогуша, – сказал он, вдруг резко останавливаясь. – Не хватало мне здесь с вами возиться.

– Да не у меня, у моей подруги Салли – с минуты на минуту, так что, пожалуйста, давайте туда как можно быстрее.

Водитель погнал на юг к Фулхем-Бродвей, объезжая стороной многолюдную Кингз-роуд. В течение получаса мы были у Челси-Харбор, и я поднялась на лифте до квартиры Салли. Акушерка Джоан открыла мне дверь. Хоть кто-то здесь есть, кто знает, что делать. Слава богу, потому что, несмотря на пять месяцев подготовки и семнадцать книг по родам, я не чувствовала, что готова. Это было все равно что посадить самолет, получив только подготовку на земле.

– Где она, где она?

– Я здесь, дурочка, – спокойно сказала Салли. Она сидела на диване и смотрела телевизор, методично опустошая коробку шоколадных конфет.

– А как же твои схватки? – спросила я удивленно.

– Была только одна, и довольно давно, – сказала она. – Или, может, это был просто спазм, не знаю. Я убирала ванную комнату, когда почувствовала приступ дикой боли. Но это было почти час назад, и с тех пор – ничего. Похоже, это была ложная тревога, Тиффани, извини, я ведь знаю, ты хотела посмотреть теннис, но это было так больно, а сейчас ниче…

Вдруг она охнула, зажмурила глаза, открыла рот и издала странный звук, похожий на жалобный вой. Она завывала так в течение десяти секунд, и потом, когда боль утихла, ее тело снова расслабилось. Она посмотрела на меня, затем заморгала; глаза у нее сияли.

– Думаю, это и в самом деле началось, – прошептала она.

Акушерка кивнула.

– Это начало, – сказала она спокойно, измеряя Салли давление. – Не беспокойтесь – вам придется пройти длинный путь.