соразмерно с формой, странствует, покоряясь телу, поступает в соответствии с чувством (своей природы. — Л. П). Дай ему хоть Поднебесную, это не пробудит в нем алчности, отними хоть тьму вещей, он не будет считать себя в убытке. Он живет в широчайшем пространстве, странствует в не имеющих предела краях. Восходит к Тайхуан (высшее божество. — Л. П.)9 седлает Великое Единое, катает небо и землю как шарик на ладони» (7, 111).

Глава 3. ЭСТЕТИКА

Хотя в «Хуайнаньцзы» мы не найдем систематического изложения учения о прекрасном, тем не менее можно утверждать, что эстетический подход является определяющим при трактовке любой из основных проблем памятника, идет ли речь об онтологии, о теории познания или о чем бы то ни было другом. Теоретически идеальное отделено от материального и даже ему противопоставлено. Практически же древность этого периода оказывается все же не способной мыслить чисто идеальное, чисто внутреннее отдельно от его материального выражения. Именно поэтому даже такая «чистая» идеальность, какой являются в «Хуайнаньцзы» абсолютное небытие и дао, представляется фантазии древнего философа в виде тела (7, 271). Сколько бы ни говорилось о примате идеального и внутреннего над материальным и внешним, на деле всегда оказывается в конечном счете, что все, о чем ни говорится как об истинном, есть синтез материального и идеального.

Эти предварительные замечания необходимы для понимания особенностей трактовки эстетического в «Хуайнаньцзы». В частности, эта особенность проявляет себя в том, что эстетическое почти невозможно бывает отделить в «Хуайнаньцзы» от художественного, т.е. сам принцип прекрасного от его материального воплощения.

Эстетика «Хуайнаньцзы» глубоко онтологична. Отсюда понятно, что одной из главных тем является рассмотрение эстетических категорий, связанных в тексте с космологией.

Все дело заключается в том, что высшим эталоном красоты и одновременно самым совершенным произведением искусства в памятнике выступает сама природа. Творцом же этой красоты и этого произведения является ее душа — дао, «творящее изменения». Представление о дао как о демиурге возникает как результат этого еще вполне художественного осмысления мира. Дао как искусный мастер творит вещный мир по законам красоты.

Как в онтологии и в учении о знании, так и в эстетике «Хуайнаньцзы» примат отдан идеальному — будь то абсолютное небытие, стоящее «за гранью великого предела», или небытие-пустота, т.е. принадлежность мира явлений. Все настолько прекрасно, насколько способно приблизиться к качествам этого идеального. В связи с этим понятно, что в первую очередь нас должны интересовать эти качества, коль скоро мы хотим понять, что такое прекрасное по «Хуайнаньцзы».

Дальнейшее изложение будет по необходимости кратким, поскольку на данной ступени изучения вопроса мы не можем дать исчерпывающего анализа ни всей терминологии, относящейся к этому предмету, ни даже той ее части, которая нами выделяется. Для этого нужно провести специальное исследование. Задача нашего обзора сводится к тому, чтобы дать общую картину, которая может быть развернута, дополнена, уточнена в ходе дальнейших исследований.

ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ТЕРМИНОЛОГИЯ

Целый ряд терминов соотносится в «Хуайнаньцзы» с понятием бескачественности, предшествующей всякому качеству. Ведь все, по представлениям авторов «Хуайнаньцзы», рождается из ничто, и потому ничто является основой для всего. Это, по определению А. Ф. Лосева, «доструктурные модификации», терминология, выражающая не соотношение идеи и образа, а характеризующая «качества» чистой идеи.

Простота и чистота. В этом значении употребляются в основном два термина: пу, имеющее собственное значение необработанного, невыделанного древесного материала; и су — необработанный, некрашеный шелк. Как и все другие термины в «Хуайнаньцзы», они используются и в своем прямом значении: как определения пород дерева, употребляемого на разные нужды — для изготовления гробов и саркофагов или для перекладин и решетин, могут быть тысячи способов их использования, но все это один древесный материал (7, 179); некрашеный шелк, т.е. белый шелк, использовался для траурных одежд и в этом значении не однажды встречается в тексте (7, 204, 326).

Терминологическое значение этих слов производно от их этимологического и характеризует первозданность, естественность и безыскусственную простоту той основы, из которой возник мир. Это простота Великого Единого, в котором еще не произошло разделения: «Небо и земля подобны друг другу, в хаосе образуют простую основу» (7, 235). Дао, которое управляет становлением, также характеризуется этим термином — оно просто и чисто, как «невыделанное дерево» (7, 12). В процессе становления вещи проходят «шлифовку» и вновь возвращаются к «простоте» (7, 2). Природное в отличие от человеческого, т.е. созданного руками и умом человека, понимается как «невыделанное дерево», «некрашеный шелк» (7, 6). Времена «золотого века» также характеризуются этой простотой и безыскусственностью: «В те времена... все само собой формировалось... [Первозданная] чистота и простота еще не рассеялись. Необъятная эта ширина составляла одно» (7, 28); век упадка связывается с представлением об утрате этой первозданной простоты и безыскусственности (7, 28, 169, 185), поэтому дело мудреца — возвратить простоту (7, 103). Достигается это освобождением от уз страстей (7, 117), потому что именно увлечение страстями приводит к разрушению первоначальной простоты (7,116).

Если в термине пу подчеркнуто значение материала, самой основы, которая затем будет подвергнута обработке, то в термине су явственно ощущается значение «белый» в смысле чистоты, беспримесности, сохранения сущности в нетронутом виде. Чаще всего этот термин встречается в контексте мудреца, совершенного человека и естественного человека: мудрец бережно хранит свою «высшую чистоту» (7, 22); естественный человек, овладев «простотой», странствует в области, где смыкаются небо и земля (7,103), мудрец не отягощает сердца размышлениями и возвращается в «высшую чистоту» (7, 109), «бережно хранит простоту и возвращается к естественности, чтобы странствовать в тончайшем» (7, 178). Эта же чистота и простота некрашеного шелка могут характеризовать дао (7, 27, 237) и «золотой век», соотносимый с временами Великого Единого (7,113).

Таким образом, простота и безыскусственность понимаются как некое идеальное состояние, к которому устремлены усилия мудреца. Это идеальное состояние присуще стадии, предшествовавшей рождению мира, и являет собой образец для него. Дао как направляющая мировой процесс сила несет в себе эти же свойства и воплощает их в природе. Отсюда и природа оказывается носительницей этих свойств.

С понятием чистоты как беспримесности связаны также и два других термина: чунь — чистый и белый, но выделанный шелк и цуй — чистый, но с тем же оттенком — очищенный, рафинированный (например, настой). Эти термины выступают синонимами первых двух — самостоятельно или в паре с ними: «То, что называю небесным (природным), — это беспримесная чистота», оно есть «невыделанное дерево», «некрашеный шелк», «то, что никогда ни с чем не смешивалось» (7, 6); целостность единого «чиста, подобно