Лусеро бесцеремонно расхаживал по ее спальне, уверенный, что она покорно позволит мучить себя лишь только потому, что он ее муж.

Она наблюдала за ним без всякого страха, как бы со стороны, как смотрят на зверя, упрятанного в надежную клетку, и начала замечать множество мелких различий между ним и Ником. Он был немного меньше ростом и более изящно сложен. На его теле не было шрамов, какие были у Ника. Но не во внешности было дело. Это был не тот человек – плохой человек. У нее никогда не будет близости с ним.

Она нащупала рукоять пистолета в кармане халата и взвела курок. Затем на удивление твердой рукой вытащила пистолет и направила ствол на Лусеро.

– Я успела приобрести кое-какие навыки за время твоего отсутствия, Лусеро. Одного негодяя я убила, другого ранила. Так что можешь не сомневаться – тебя я пристрелю без колебаний!

Ее уверенное обращение с пистолетом и недвусмысленное заявление было таким из ряда вон выходящим событием, что Лусеро, вышагивающий по комнате, тут же застыл на месте.

Однако к нему быстро вернулся прежний апломб. Он скрестил руки на груди и с вызовом взглянул на нее.

– Те, другие, не имели права на твое тело. Я имею.

– Ты растерял все права, когда бросил меня.

Он шагнул к ней, подзадоривая ее:

– Ты не будешь стрелять в безоружного.

– Для тебя я сделаю исключение. Твоя смерть решит все проблемы.

– Твои и Ника? – Он разразился смехом. – Нашли дурачка! Вы даже не сможете пожениться.

– Сможем, если ты умрешь… Попробуй сделать еще один шаг! – пригрозила Мерседес.

– Это будет инцест! – выкрикнул Лусеро.

Ее рука с пистолетом вздрогнула.

– Глупая! Неужели ты еще не догадалась, откуда взялось наше сходство? Почему мы так похожи, как ты думаешь? Откуда у него эти глаза, как у всех Альварадо? Как у моего отца? Как у моей дочки-полукровки? Он мой брат! Ты влюбилась в незаконнорожденного отпрыска Ансельмо Альварадо, каковых он наплодил множество. Мать твоего Ника была американской шлюхой из Нового Орлеана. Он бродяга, оборванец. Всю жизнь он был наемным убийцей. А сейчас ты носишь в животе ублюдка, зачатого ублюдком. Как это совмещается со статусом и моралью благородной леди-гачупино? Ответь мне!

Искры плясали перед ее глазами на фоне внезапно потемневшей комнаты. Мерседес отчаянно заморгала, отгоняя наваждение, но колени ее подогнулись.

– Это ты наемный убийца, а не Николас! – Она пыталась гневом перебороть шок и беспомощность, вызванные потрясением. – Это ты послал собственного брата ко мне и палец о палец не ударил, чтобы предупредить меня.

Лусеро пожал плечами:

– Я не уговаривал его лечь с тобой в постель. Кстати, ко всем его прегрешениям можно добавить и то, что Ник к тому же еще и протестант, еретик. Как ты думаешь, что скажет, узнав обо всем этом, падре Сальвадор?

– Убирайся!

Она приставила пистолет к его груди.

– Я выстрелю, если ты осмелишься и дальше лить на меня грязь!

Ее глаза сверкали, щеки покрылись красными пятнами, но рука вновь обрела твердость. Она, без сомнения, сделает то, о чем предупреждает супруга.

Лусе давно привык слушаться собственных инстинктов, и это помогало ему выжить. Он мог угадать – нажмет враг на курок или нет. А для Мерседес он был врагом, смертельным врагом – он в этом не сомневался. И не сомневался, что она способна застрелить его. Бог мой, что за великолепная женщина стоит перед ним! Какое чудесное превращение робкой, запуганной девчонки в существо со стальной волей и бешеным темпераментом. Именно эти качества он ценил в женщине. Только тогда он возбуждался и испытывал остроту ощущений.

Мерседес видела, что он колеблется. У нее самой в душе происходила борьба. Какая-то часть ее сознания взывала то ли к Богу, то ли к дьяволу, чтобы Лусеро отступил, но другая – желала обратного. Тогда она убила бы его и разом получила бы долгожданную свободу.

Он ухмыльнулся, непристойно, похабно:

– Из-за такой сучки, как ты, не стоит рисковать получить пулю в лоб.

Лусеро повернулся к двери, издевательски помахал рукой на прощание.

– Пойду поищу Сенси. Она обрадуется мне и примет в свою кроватку. Раскроет объятия… ну и ножки тоже раздвинет.

Дверь за ним захлопнулась. Мерседес, вся дрожа, опустилась на стул возле туалетного столика. Рука ее, сжимающая пистолет, побелела от напряжения. В эту мертвую хватку она вложила всю обуревающую ее ярость.

«Ублюдок, зачатый ублюдком… инцест…»

Дитя их любви – плод кровосмесительной связи. С точки зрения церкви свояк – это все равно что брат.

Должна ли она была догадаться сразу? Сходство обоих мужчин с доном Ансельмо было несомненным.

– Да, я догадывалась смутно, но и… отказывалась взглянуть в лицо правде. Я грешна, и нет мне прощения, – шептала она обреченно.

Мерседес закрепила дверь между спальнями ножкой стула. Засов надежно защищал дверь из холла. Открыть ее снаружи ключом было невозможно.

Когда Ник вышиб дверь и вошел… она также направила на него пистолет. Но в ту ночь она знала, что с ее стороны это лишь пустая угроза. Она не смогла бы выстрелить в него, как бы вызывающе грубо он ни вел себя. Лусеро она бы без колебаний убила. И что самое страшное – ей хотелось совершить это убийство!

«Боже, помоги мне! Как мне поступить?»

Даже узнав, что представляет собой Николас Форчун, она продолжала любить его.

– Вакеро празднуют уход Базена из Мехико. Ты их накажешь? – спросила Лусеро Инносенсия.

Он закинул руки за голову и прикрыл глаза. Они оба нежились в огромной постели в хозяйской спальне гасиенды. Инносенсия восседала, обнаженная, среди смятых простыней и подушек, распустив по плечам и груди угольно-черные волосы. Темные ее соски призывно выглядывали сквозь этот роскошный покров, дарованный ей природой. Любовница чего-то желала добиться от Лусеро, это ясно, но зачем ей понадобилось соваться в политику?

– Какое мне дело? – лениво произнес он.

– Но они же хуаристы! А ты четыре года сражался за императора, – возмутилась она. – Ты дон Лусеро Альварадо, а не какой-то гринго-самозванец, шпионящий в пользу врагов императора.

– Император, удравший из столицы и засевший в Куэретаро, теперь ждет, словно глупый баран, когда Эскобедо схватит его и отведет на бойню, – благодушно пояснил ситуацию Лусеро. – Почему тебя так занимает, что делают чертовы лентяи-пеоны?

– Я говорю не о тех, кто копается в земле, а о твоем ближнем окружении. О старом Хиларио и его дружке Грегорио. Они связаны с бунтовщиками, я в этом уверена.