— Она вызвала Ала, — сказал он ровным голосом. — Дура.

Отодвинувшись от кухонного стола, я съела еще одну ложку и закрыла крышку. На глазах у Айви я открыла буфет с амулетами и достала противоболевой. Да, он мне понадобится.

— Что ты делаешь? — спросила Айви.

Я, не оборачиваясь, подумала, могу ли сделать то, что хочу, без пейнтбольного пистолета. Решила, что должна.

— Ал по эту сторону линий. Его вызвала Брук, — сказала я.

— Рэйчел! — обрадовалась Кери. — Тебе теперь больше не надо бояться, что ковен тебя достанет. Это же чудесно!

Я обернулась — мотнулся активированный противоболевой амулет.

— Его вызвала Брук, а не ковен. Так как всем известно, что Ал — мой демон, обвинят меня.

Это неприятно было говорить, но такова была правда. Противная правда. Но я обращу ее себе на пользу, черт бы ее побрал.

Господи меня помилуй, я влипла.

Один за другим они реагировали, по мере того как соображали. Дженкс вспышкой пыльцы опустился ко мне на плечо, готовый к походу. Сообщить ему, что его с собой не берут, будет невесело. Но со мной пойдет не он, а другой. В котором я уверена.

— Бис? — позвала я. Крылья Дженкса тревожно зажужжали, когда громоздкая тень над холодильником вдруг утратила желтизну стен и оказалась молодым самцом горгульи. Он здорово освоил маскировку. Айви вздрогнула, и даже Пирс будто удивился, но я знала, что Бис где-то близко. При нем я лучше чувствую линии.

Кери с озабоченным лицом следила, как Бис сполз по холодильнику, подобный летучей мыши, и полетел, подпрыгивая, ко мне на кухонный стол.

— Что ты делаешь? — спросила Айви, и зрачки у нее расширились.

— Пытаюсь спасти шкуру Брук, — ответила я кратко, повернулась к Бису и вытерла пальцы посудным полотенцем. — Можешь передать меня туда по линии? — спросила я. — Проследить за подписью ауры Ала?

Горгуль кивнул, но я не слышала, что он сказал, потому что все сразу стали возражать. Одновременно.

— Ты фейрийского пердежа нанюхалась? — заорал Дженкс.

— Ты не умеешь прыгать, — выступил Пирс. — Ты не знаешь как.

— Тебя же убьют, только и всего, — заявила Айви, скорее злая, чем испуганная. — Ал наверняка думает, что это ты дала Пирсу пистолет, и тут ты входишь и заявляешь ему, что Брук он не получит?

— Ага. — Я поставила локти на стол, чтобы быть с Бисом на одной высоте. — Может, я смогу создать некоторую добрую волю между собой и ковеном — если не слишком поздно. Они не могут помочь Брук — вряд ли они вообще знают, что она в беде.

Кери стояла в глубине кухни, и ее неуверенность была отчетливо видна.

— Я с тобой, — сказал Пирс, обходя кухонный островок по дороге ко мне.

— Ты хочешь мне помочь спасти Брук? — спросила я. — От Ала? После того, как пытался его застрелить? Ой, не стоит. Ты останешься здесь. Для переговоров с Алом ты мне не нужен. — Пирс попытался возразить, я подняла противоболевой амулет. — Если ты, конечно, не хочешь принять побои, как подобает мужчине.

Он отступил.

Никто у меня нянькой не будет.

— Ты не умеешь прыгать, — напомнил мне Пирс. — Бис может, но не с тобой.

— А какой ему вред будет попробовать? — спросила я уверенно, и Бис шевельнул крыльями, порываясь в бой. — Сам Ал говорил, что я уходила в линию, не имея поддержки от горгульи. Прыжок местный, а не то чтобы я пыталась изменить реальность.

— Рэйчел… — зарычал он, но я не слушала. Айви тоже была недовольна, а Кери — встревожена. Надо поскорее отбывать, пока они не свалили меня и не сели сверху.

— Ну, вот и договорились, — сказала я весело. — Так, Бис, нас уже тут нет.

Дженкс подскочил в ужасе, когда Бис взмыл в воздух.

— Рэйч! Пирс говорит, ты не готова…

Но ждать я не хотела. И не должна была. Меня похищали, сажали в тюрьму, накачивали дрянью и обращались как с низшей расой. Я очень сомневалась, что мне удастся спасти Брук, но попытки может быть достаточно, чтобы остальной ковен ко мне прислушался. Кроме того, мне надо было поговорить с Алом.

Бис сел ко мне на плечо — легкий его вес едва ощущался. Хвост обернулся вокруг моей шеи, крылья сложились лодочкой за головой, неожиданно заглушив крики протеста. Я всколыхнулась — все линии в Цинциннати пели, а я через посредство Биса их слышала.

— Мы сможем, — сказала я, касаясь мыслью ближайшей лей-линии. Если бы я умела менять ауру, подстраивая под ее тон, то оказалась бы внутри нее, даже оставаясь в своей кухне в церкви. Я ощущала эту линию вне своей сути, она была теплее, чем я, отдавала на вкус хлорофиллом, кислая, как сок одуванчика. Вся моя душа завибрировала, и я, ощущая, как полилась в меня линия, пыталась найти резонанс. Тепло, звуки, вкус — все слилось воедино, я ахнула — и линия приняла меня.

Хвосту Биса напрягся, я ощутила, как он проделывает этот изгиб, мысленное движение вбок, которое проделывал всегда Ал, уводя меня в безвременье. «Да!» — подумала я радостно, подражая ему и ощущая, как мой пузырь со щелчком закрыл меня, а тело растворилось.

И мы исчезли.

«Слушай», — думала я, ощущая в себе лей-линию, чувствуя ее вкус. Я была всюду, в каждой линии континента. По крайней мере обладала для этого потенциалом. И сущность Биса была со мной. Его ментальная текстура проникала сквозь защитный пузырь, принося рассогласованное ощущение другой линии. Было так, будто я могу видеть, слышать, ощущать на вкус следы ауры, которые оставил за собой Ал — звук становился чуть ниже, вкус чуть горше. Никогда в жизни не было у меня чувства такого странного. Бис приносил с собой вкус новой линии — иначе я никогда бы не смогла ее почувствовать через пузырь. А сейчас, когда я знала, как она звучит, то могла ее найти.

Успех придал уверенности, и я мысленно потянулась через пузырь — выбрать линию, использованную Алом, из мириадов линий, перекрещивающих ментальный ландшафт Цинциннати.

И это была ошибка.

Меня встряхнуло ударом — а потом нахлынула боль.

Дыхания у меня не было, но я вопила. По жилам бежал огонь, освещая душу — это линия заполнила меня целиком, не отфильтрованная. Разум возмутился, мысли побелели.

«Tulpa!» — мысленно вскрикнула я, но слишком много энергии на меня нахлынуло. Смотать ее в себя не получалось, и нейроны горели пламенем.

«Ал!» — взмолилась я, но он меня не слышал. Я что-то сделала неправильно, память обугливалась, отваливаясь черными хлопьями мыслей.

И надо было выбраться, пока я не сгорела дотла. Должен быть для этого способ. Надо только слушать… прислушаться сквозь боль. Где Ал?

Как-то я его нашла. Как-то нащупала саркастические его мысли, желчные и старые. Усталые, раздраженные, сердитые. Одинокие.