И все-таки через пару недель, когда Ханна зашла в книжный магазин на Друри-лейн и обнаружила там первую книгу Роберта Хантера, она ее купила. В конце концов, поэзия Робби понравилась Ханне задолго до того, как она поняла, что он — ее не самый любезный знакомый.

Потом пришла весть о смерти отца, и Ханне стало не до Робби и его забытых обещаний. Внезапно она почувствовала себя лодкой, сорванной с якоря и брошенной на милость волн в незнакомых и бурных водах, без руля и ветрил. Глупо, конечно. Она так давно не виделась с Па, ведь он отказался встречаться с ней с тех пор, как она вышла замуж, и Ханна так и не нашла слов, чтобы смягчить его душу. И все-таки, пока Па был жив, она чувствовала, что привязана к чему-то крепкому и надежному. Теперь это чувство исчезло. Ханне казалось, что отец бросил ее: да, они часто ругались — уж такие у них были отношения, но она всегда знала, что Па любит ее больше всех. А теперь он взял и ушел, не сказав ни слова. Ей стали сниться кошмары — черные волны, затонувшие корабли, безбрежные воды океана. А днем вспоминалось предсказание гадалки — о тьме и смерти.

Ей станет легче, когда Эммелин переедет к ней насовсем, уговаривала себя Ханна, Потому что было решено, что после смерти отца Ханна становится для сестры кем-то вроде опекуна. И Тедди сказал: пусть лучше будет на глазах, особенно после той истории с режиссером. Чем больше Ханна думала о приезде Эммелин, тем больше оживлялась. Наконец-то у нее появится союзник в этом доме. Хоть кто-то, кто ее понимает. Вечерами они будут сидеть вместе, болтать и смеяться, делиться секретами — как в детстве.

Вышло, однако, что у Эммелин были другие планы. Они с Лондоном всегда были на «ты», и сразу по приезде она кинулась в самую гущу светской жизни, которую всегда обожала. Каждую ночь новый костюмированный бал — «Белоснежный», «Цирковой», «Подводный» — Ханна сбилась со счета. Днем другое развлечение: охотиться на улицах то за шляпой нищего, то за полицейской каской. Эммелин чересчур много пила и чересчур много курила и считала ночь пропавшей, если на следующий день не находила своего имени в колонке светских сплетен.

Однажды утром Ханна обнаружила Эммелин в гостиной, в компании друзей. Они сдвинули мебель по углам, скатали к камину дорогущий модный ковер. На ковре сидела незнакомая девушка в лимонно-желтом платьице из прозрачного шифона и курила, стряхивая пепел прямо перед собой. Эммелин учила неуклюжего молодого человека с кукольным личиком танцевать фокстрот.

— Нет же, нет! — хохотала она. — На счет четыре, Гарри, золотко! Не на три. Дай руку, я покажу — Она снова завела граммофон. — Готов?

Ханна осторожно по стенке обошла гостиную. Ее так потрясла раскованность, с которой Эммелин и ее друзья распоряжались комнатой (ее, если уж на то пошло, комнатой!), что она даже забыла, зачем пришла. Притворилась, будто роется в ящиках стола, а Гарри тем временем рухнул на диван с криком:

— Хватит! Ты меня совсем уморила, Эмми!

Эммелин упала рядом и обняла его за плечи.

— Как хочешь, солнышко, но знай: я не стану танцевать с тобой на вечеринке у Клариссы, если ты не выучишь хотя бы основные шаги. Фокстрот — это самый писк, и я собираюсь танцевать его всю ночь.

Всю ночь — это точно, подумала про себя Ханна. Ночи Эммелин все чаще кончались под утро. Не насытившись танцами в «Клариджез»,[23]поглощением бренди и коктейля с куантро, буйные компании продолжали веселиться у кого-нибудь дома. Причем все чаще это оказывались дома незнакомцев. Называлось это «вечеринка со взломом» — молодежь шаталась по Мейфэр в вечерних костюмах, пока не находила дом, где веселились гости, и не присоединялась к ним.

Слуги стали судачить. Однажды утром Эммелин ввалилась домой в половине шестого, когда новая горничная уже начала убираться в вестибюле. Хорошо хоть, Тедди не узнал. Ханне пришлось здорово для этого постараться.

— Джейн говорит, что Кларисса не шутит, — сказала лимонно-шифоновая девушка.

— Думаешь, и вправду решится? — не поверил Гарри.

— Вот и увидим, — захохотала Эммелин. — Она обещает постричься уже несколько месяцев. И будет дурой, если решится — с ее-то физиономией! Да она станет похожа на немецкого сержанта!

— Ты что берешь? Джин? — спросил Гарри.

— Или джин, или вино, — пожала плечами Эммелин. — Кларисса все равно грозится смешать все вместе, чтобы каждый зачерпывал своим стаканом.

Вечеринка «со своей бутылкой», поняла Ханна. Она уже слышала о таких. Тедди любил зачитывать ей отрывки из газет за завтраком. Опускал газету, недовольно тряс головой и ворчал:

— Только послушай! Опять эти вечеринки в Мэйфэр!

И читал вслух, смакуя, как казалось Ханне, каждое слово — о неприглашенных гостях, о вульгарных украшениях, о полицейских облавах.

— И почему молодежь не может развлекаться прилично, как мы в свое время? Устраивать нормальные балы — с ужином, прислугой, танцами и картами?

Ханну потрясли слова Тедди о том, что она, оказывается, уже не молода. И хоть сама она тоже считала, что сестра ходит по лезвию ножа, Ханна ни разу не сказала ей ни слова.

И по-прежнему прилагала все усилия, чтобы Тедди не узнал, что Эммелин бегает на скандальные вечеринки. И уж тем более — устраивает их сама. Научилась придумывать ночным отлучкам сестры блестящие оправдания.

Однако в ту ночь, когда Ханна поднялась по лестнице, чтобы скормить мужу очередную полуправду о визите Эммелин к подруге — леди Клариссе, она услышала в его кабинете голоса. Тедди был не один. С Саймионом.

Ханна повернулась было, чтобы уйти и вернуться еще раз, попозже, как вдруг услышала имя отца. Затаила дыхание и подкралась к двери.

— Жаль его, что ни говори, — говорил Тедди. — Глупо погибнуть вот так, на охоте, от случайного выстрела, тем более, вырос он в сельской местности.

Саймион откашлялся.

— Знаешь, Тедди, только между нами. Говорят, выстрел-то был не случайный.

Многозначительная пауза.

Шепот, который Ханна не смогла разобрать.

— Самоубийство? — ахнул Тедди.

«Вранье! — часто дыша, думала Ханна. — Наглое вранье!»

— Похоже, не случайный, — повторил Саймион. — Лорд Гиффорд рассказал мне, что старый дворецкий, Гамильтон, нашел хозяина в лесу. Прислуга, разумеется, пыталась все скрыть — я всегда говорил: нет слуги верней, чем английский слуга, — но лорд Гиффорд напомнил им, что беречь репутацию семейства, его прямая обязанность, поэтому он должен знать правду.

Ханна услышала, как стекло звякнуло о стекло, забулькал херес.

— И что говорит Гиффорд? — спросил Тедди. — Почему он решил, что выстрел не был случайным?

Саймион философски вздохнул.

— Бедняга уже давно был не в себе. Не все выживают в жестоком мире большого бизнеса. Стал нелюдимым, все время возился с оружием. Слуги даже стали тайком следить за ним, когда он выходил из дома — на всякий случай. — Чиркнула спичка, до Ханны донесся слабый запах дыма. — В общем, все давно ожидали чего-то подобного.