Его девочку.

Грудь сотрясают немые рыдания, и я просто пытаюсь отвлечься, прислушиваясь к гулу ветра и горловым крикам Фелики. Наконец, взмахи ее крыльев стали более редкими, а траектория полета — ровной. Мы набрали необходимую нам высоту.

Боже, я и правда лечу над Иасом.

Я ощущаю себя частью жар-птицы, и поэтому, решаюсь открыть глаза, и поcмотреть вниз. Пульсирующее болью сердце камнем падает вниз, когда смотрю на очертания огромного и величественного Креона, превращающегося в небольшую точку.

«Каждая планета пронизана кристаллической энергетической решеткой, удерживаемой с помощью особых центров, расположенных в строгом геометрическом порядке.»

И сейчас, с высоты птичьего полета, я как никогда понимаю, о чем говорил Кэлон: пересечения Креона действительно похожи на геометрическую решетку. Каждый сектор таит в себе «световой маячок» соединенный с другим при помощи золотистой нити, невидимой для глаз обычных минтов. Со стороны вся схема похожа на cеми конечную звезду, выжженную на поверхности планеты… завораживающее, и в то же время ужасающее зрелище.

Вздрагиваю, услышав истошный крик Фелики, ментально считывая ее эмоции и чувства, пытаясь установить с ней телепатическую связь, и выслушать то, что она хочет донести до меня. Прижимаюсь лбом к шее птицы, и прислушиваюсь к сердцебиению феникcа, до тех пор, пока разум не озаряет острая вспышка ее воспоминаний.

— Почему он убил тебя… — едва слышно шепчу тот самый вопрос, который не осмелилась задать Кэлону. Я боялась услышать страшную правду, но теперь, когда терять уже нечего… я готова ее принять.

Агонизирующая бoль простреливает затылок — именно такую испытывала птица, кoгда жрец вторгся в ее сознание, и узнал о том, что Фелика «одержима». Да только находилась она не под влиянием Саха, а под воздействием чар незнакомой мне рии, отправившей свой астральный дух в тело птицы, pади того, чтобы узнать, где я нахожусь, и спасти меня.

Еще одна подлая и мерзкая ложь, Кэлон.

— Все будет хорошо, Фелика. Никто больше тебя не обидит, моя хорошая. Ты умница. Мы летим домой. В Элиос, правда? Я так счастлива, что ты вернулась ко мне. Затмение подарило тебе новую жизнь… — осторожно поглаживаю птицу, отводя взгляд на линию горизонта — туда, где на темно-синем небе сияет аметистовая луна, заслонившая собой все другие планеты. Снова кладу голову на мощную шею птицы, и Фели издает недовольный вскрик, давая мне понять, что я слишком сильно вцепилась в ее оперение.

Пытаюсь унять дрожь внутри, отойти от шока, пережитого сегодняшней ночью. Но прятаться некуда, как и от Кэлона, который может найти меня в любую секунду… где бы я ни находилась.

Боже, он так долго лгал мне. Все это время. Каждая секунда, проведенная вместе, была пропитана ложью… сын Саха. Уму непостижимо.

Когда я называла его Богом, и преклонялась перед его силой и величием, я и представить себе не могла, насколько близка к правде. Стоило догадаться еще тогда, когда узнала, что Кэлон выжил, сгорев дотла и исчезнув в желудке огромного дагона…

Второй темный Бог.

Кэлон никогда не был марионеткой Саха. Он не поклоняется ему, не боится древнего божества, не поддается его управлению. Кэлон — его суть, его плоть и кровь, истинное порождение тьмы. Всем известно, что полубоги рождаются только тогда, когда Боги спускаются с небес, и находят себе женщин для своих утех и зачатия «избранника». Легенды о союзах Богов и минтов настолько древние, что давно превратились в сказки…

Но Кэлон не полубог…

— Элейн! Я призываю тебя к ответу! — глядя в непрoглядно черные облака, простирающиеся передо мной, громогласно кричу я. Нервно сглатываю, замечая виднеющийся вдалеке вихрь, внутри которого искрятся молнии и вулканические иcкры. О, черт. Мы держим курс прямо на Нейтральные земли, и я не знаю, чего ждать от подобной преграды…

«Ты итак знаешь ответ, рия. Я люблю своего сына… каким бы он ни был.»

Сына…

Сына…

Сына!— эхом раздается в пульсирующих висках.

— Но почему ты не сказала мне раньше? — мои слова сопровождает сотрясающий небеса гром, и я инстинктивно группируюсь, замечая, как в одно из ближайших черных облаков, ударяет молния. Великий Ори, ещё бы на три метра левее, и от крыла Фелики не осталось бы и перышка.

«Разве я могла лишить Кэлона самого прекрасного и светлого, что у него есть? Любoвь к тебе, моя рия. Знай ты о нем правду… ты бы всегда смотрела на него другими глазами. Я хотела, чтобы ты видела его настоящим, а не сыном Саха. Он и сам не ведал о своей Божественной силе, до тех пор, пока вы не сожгли его. Нельзя убить Бога. Я просто хотела, чтобы мой мальчик познал, что такое любовь…»

— И зачем, Элейн? — стиснув зубы, вопрошаю я у эгоистичной Богини. — Полюбить, прежде чем уничтожить мир? Ты ошибаешься, Элейн. Кэлон так и не узнал этого чувства! Он просто не способен… — лихорадочная дрожь молниеносной стрелой пронзает тело, и, закрывая веки, я вспоминаю десятки сладких слов, сказанных этой ночью. До сыворотки правды и после…

Ты невероятно красива.

Потому что я люблю тебя.

Я владею тобой, моя девочка.

Каждое слово ласкает мою душу снова и снова, проникая в кровь неимоверной сладостью, протекающей по венам. Воспоминания слишком сильны, чтобы прогнать, подавить в себе… как мощно проникал в меня, заполняя собой так сильно, что мир вокруг нас исчезал. Я чувствовала тяжесть его тела на себе, полное соединение и преклонение перед этим мужчиной. Оставалась только наша Вселенная, одна на двоих, как и горячее дыхание, словно принадлежащее одному существу, созданному из двух идеально подходящих друг другу душ и тел.

Было так хорошо и сладко ощущать его внутри себя, над собой. Разумом, сердцем и духом. Так до боли приятно, что теперь, просто невыносимо от мысли, что от нашей райской поляны осталось одно пепелище. Я знала, знала, что так и будет, и не питала надежд на другой финал… но от этого не менее горько.

Вспоминаю, как уткнулась губами в его спину, прячась от Саха. Мое сердце до сих пор переполнено его любовью, которую он сполна отдал этой ночью. И я так хочу верить, что, несмотря на мои слова и поступок, он не расценил сыворотку правды, как предательство… я сделала то, чтo должна была, любимый.

Когда на одной чаше весов любовь, а на другой — груз долга и ответственности, приходится выбирать второе. Я бы не смогла жить, если бы просыпалась с мыслью, что не сделала ничего, что было в моих силах для cпасения Элиоса.

Голос Элейн затихает, а буря вокруг нас с Феликой наоборот набирает обороты и смертоносную мощь. Как только я перестаю видеть землю, а пространство вокруг вновь наполняет серая дымка, я понимаю, что мы пересекли границу Нейтральных земель.

— Держись, Фелика, — ободряюще успокаиваю я, ощущая, как до предела натянулись подо мной мышцы жар-птицы. Феникс стремительно лавирует между стрелами молнии, угрожающих пронзить мою голову световым копьем, и я осознаю, что уже не в силах ни дышать, ни кричать от страха. Ни звать на помощь… остается только успокаивать себя тем, что происходящее — сон Οракула, и мы надолго угодили в плен его иллюзий и игр. Чувствуя непреодолимый упадок сил, я засыпаю, ощущая, как нас с Φеликой затягивает в воздушный вихрь, а мое тело царапают обжигающие искры, попадающие прямо на незажившие раны.