С побегом Шейх-Али-хана Кубинская провинция наводнилась разбойничьими шайками, а в начале 1809 года туда вторглись уже огромные толпы дагестанцев и, обложив Кубу, двадцать дней держали в блокаде батальон Севастопольского полка под командой майора Рябинина. Посланные к нему на помощь две роты с майором Логвиненковым были встречены 21 января всеми силами Шейх-Али-хана и потерпели поражение. Сам Логвиненков был ранен в грудь навылет, солдаты же потеряли сто двадцать человек убитыми. Остаток храброго отряда, однако, удержался в наскоро устроенном вагенбурге, стойкая оборона которого дала возможность подоспеть сюда подкреплению из Баку и Дербента. Рябинин, в свою очередь, сделал вылазку, и Шейх-Али, окруженный со всех сторон нашими отрядами, был разбит и бежал в Табасаранские горы.

Известие об этой победе несколько успокоило больного фельдмаршала. Но расстроенный физически и нравственно, он просил государя уволить его от должности, и был назначен главнокомандующим в Москве.

В этом звании Гудович оставался до февраля 1812 года, когда глубокая старость заставила его просить о совершенном увольнении от службы. Император изъявил на это согласие и пожаловал фельдмаршалу свой портрет, осыпанный бриллиантами, для ношения в петлице.

Последние годы жизни маститый фельдмаршал провел в своем имении, местечке Ольгиополе, и умер в январе 1820 года от старости, на семьдесят девятом году от рождения, завещав похоронить себя в Киеве, в любимом им Софийском соборе.

В 1804 году небольшой русский отряд высадился на менгрельских берегах Черного моря и заложил при устьях реки Хопи укрепленный пост, впоследствии названный Редут-Кале. Вначале войска здесь выстроили себе несколько мазанок, обнесенных плетневым забором, и мало заботились о безопасности укреплений, несмотря на то что в семнадцати верстах от них находилась турецкая крепость Поти и что турки с видимым недоброжелательством смотрели на попытку русских утвердиться в стране, которую они еще считали своей.

Паша, начальствовавший над гарнизоном Поти, под дружественным предлогом сделал визит русскому коменданту и потом часто приезжал к нему в гости, в сущности, с целью высматривать и выслеживать, что делается в укреплении. Русские добродушно принимали гостей и так были уверены в их расположении, что вовсе не принимали против них никаких мер предосторожности. Паша подметил между прочим, что ружья, обыкновенно стоявшие в куче, были без кремней и употреблялись только для учений, что в крепости не было ни караулов, ни разъездов – словом, все делалось так, как в крае совершенно мирном и в совершенно мирные времена.

Однажды – по некоторым сведениям это было в 1806 году – русский гарнизон праздновал первый день Рождества Христова и отпраздновал его, как водится на Руси, так, что к вечеру не многие оставались со здоровой головой. Наступила ночь. С моря дул сильный ветер, и под завывание его все погрузились в глубокий сон, как вдруг со всех сторон засвистали пули, и турки мгновенно ворвались в укрепление. Часовые едва успели выстрелить, как уже были заколоты. Поднялась суматоха, но так как никаких средств к защите не оказывалось, то большая часть гарнизона заперлась в казарме, без всякой надежды на спасение.

В это время в густом лесу со стороны Риони раздалась родная русская песня – из лесу выходила команда из двенадцати рядовых при унтер-офицере, отправленная за несколько дней перед тем на берег Черного моря для заготовки строительного леса. Несколько замешкавшись на работе, команда не успела возвратиться домой к первому дню праздника и только к ночи стала подходить к редуту.

Выходя из лесу, солдаты неожиданно увидели свое укрепление в пламени. Крики и выстрелы, доносившиеся с той стороны, заглушали даже бушевавшую бурю и ясно говорили, что в укреплении турки.

– Что делать теперь, Сидорыч? – обратилась команда с вопросом к своему начальнику.

– Что делать? – ответил с решимостью старый солдат. – Разумеется, идти и выручать товарищей. Ура, ребята!

С этим криком команда ворвалась в укрепление. Сметливый Сидорыч бросился к орудиям, но они на беду оказались заклепанными. Но вот заброшенный единорог, не замеченный неприятелем… Внезапно прогремел пушечный выстрел, и турки, осыпанные картечью, изумленные, не понимая, в чем дело, смешанной толпой в страхе бросаются вон из укрепления.

– Вылезайте же, вороны, из гнезда! – закричал насмешливо Сидорыч товарищам, засевшим в казарме. – Берите ружья да рассчитывайтесь-ка поскорей с бусурманами!

Но этого расчета сделать не удалось, потому что турки поторопились уйти из Поти.

К сожалению, предание не сохранило полного имени храброго унтер-офицера.

Случай этот и то значение, которое Редут-Кале имел для Закавказья в военном отношении, по близости его к турецкой крепости, побудили главнокомандующего графа Гудовича занять его более сильным гарнизоном, для чего туда и назначены были три роты Белевского полка под командой майора Лыкошина.

Несмотря на это, 8 февраля 1807 года турки, по объявлении войны, сделали вторичную попытку овладеть ненавистным для них укреплением.

Благодаря дремучим лесам, которые от самого Поти сплошной полосой тянутся по берегу Черного моря, нападение и на этот раз произведено было так внезапно, что часовой, стоявший на валу, дал сигнальный выстрел только тогда, когда турки были уже почти у редута. Ударили тревогу. Дежурный караул встретил неприятеля у самых ворот, но был опрокинут, и турки, окружив казарму, стали стрелять в окна и в двери. Люди застигнуты были врасплох, но защищались отчаянно. Пока одни отбивались всем, что попало под руку, другие успели схватиться за ружья и штыками отбили турок, уже ломившихся в казарму. Жестокая свалка завязалась внутри укрепления. Комендант его, майор Лыкошин, в начале дела был ранен в голову двумя сабельными ударами, но принявший от него команду капитан Денисьев продолжал дело обороны с той же упорной энергией. До какой степени доходило ожесточение сражавшихся, можно судить по тому, что три турецких знамени несколько раз переходили из рук в руки, пока окончательно не были отбиты русскими. Одно из этих знамен взято штабс-капитаном Трофимовым, а два других – фельдфебелями Мирным и Ивановским, которые оба были при этом ранены.

К семи часам утра неприятель был опрокинут повсюду и, поражаемый штыками, кинулся вон из укрепления. Но это не был еще конец кровавого нападения; устроившись в лесу, турки два раза бросались на редут и два раза были отбиты с огромным уроном. Тогда ободрившийся гарнизон сам перешел в наступление и преследовал бегущих турок несколько верст, пока не увидел подходившее к ним из Поти свежее подкрепление.

Блистательный успех достался гарнизону, однако же, не дешево. Кроме майора Лыкошина, ранен майор Гольденгоф, командовавший в бою артиллерией, убит один офицер, именно – прапорщик Грабовский, а из трех рот Белевского полка нижних чинов выбыло сто шестьдесят человек. Лазарет, цейхгаузы, соляные и провиантские магазины, офицерские флигеля – словом, все то, что находилось вне стен укрепления, было сожжено дотла. Вместе с лазаретом сгорели и помещавшиеся в нем все тяжелобольные нижние чины, не бывшие в состоянии покинуть своих кроватей. С ними погиб и доктор Данилов. Его долгое время считали сгоревшим, но впоследствии оказалось, что он уведен был турками в Поти и там пропал без вести.