– В комнате есть кто-нибудь, кроме вас?

– Ага.

– Тогда просто слушайте. Ягубов знает, кто взял верстку. Во избежание неприятностей немедленно отнесите ее Кашину. Скажите, что ее нужно передать Игорю Иванычу. Поняли?

– Значит, ничего-таки не вышло?

Но в трубке уже звучали короткие гудки. Яков Маркович мрачно оглядел сидящих рядом с ним Ивлева, Закоморного и Надежду, которая не дождалась, пока Слава к ней заглянет, и забрела к Якову Марковичу.

– Все логично, ребята! – Ивлев встал. – Это следовало предположить. Волобуева мы недооценили. Он – ягубовский сторожевой пес.

– Вот раньше были цензоры!… – мечтательно произнес Максим, пустив кольцо дыма. – Гончаров, Тютчев, Aксаков, Лажечников… Интеллигенты! Но в данном случае, братья, вы сами виноваты!

– Интересно! – промолвил Яков Маркович.

– Есть такое полезное существо богомол, – Закаморный говорил красиво, поглядывая на Надю и вдохновляясь. – Он ловит насекомых. Зрение его устроено так, что он насекомых не видит, если они не шевелятся или ползут медленно. Раздражение зрительного нерва наступает, когда объект промелькнет быстро. Тут богомол и хватает! Уполномоченный Главлита тоже замечает резкое движение. А если мелкими вкраплениями много раз, то для умного читателя можно написать даже антисоветчину.

– Эзоп ты наш! – Ивлев хлопнул его по плечу. – Представь себе: идут строчки, в которых ничего нет, кроме повторяющегося «ура!». Если раз уберешь восклицательный знак, богомол вздрогнет. И цап!

– Все гораздо проще, – Раппопорт потер спину. – Степан Трофимыч хочет заживо похоронить Макарцева. Для этого нужно доказать, что сейчас «Трудовая правда» стала более удобной для руководства. Макарцев сделал газету серой, Ягубов делает ее коричневой. В лагере, дети, я выпекал газету для зеков, которые мечтали стать свободными. А теперь я выпускаю газету для читателей, вполне довольных тем, что они сидят за колючей проволокой. Ягубов с автоматом – на вышке.

– Не расстраивайтесь, Яков Маркыч, – Надя погладила его кончиками пальцев по плечу. – У вас желудок заболит.

– Как всегда, женщина права, – засопев, согласился Тавров. – По домам, чекисты!

В коридоре Надю окликнул Кашин. Он тихо спросил ее о чем-то, она ответила и вернулась к компании, а Кашин прошел мимо.

– Чего он? – спросил Ивлев.

– Выяснил, что у меня день рождения. Спросил, почему его не приглашаю.

– Забавненько, – протянул Максим. – Его-то как раз не хватало!

Он выразительно постучал согнутым пальцем по стенке.

– Что ты ответила?

– Сказала, буду справлять в ресторане.

– В каком?

– Это надо знать ему, а не тебе. Ты, если захочешь, придешь ко мне домой. А он съездит к черту на кулички…

– Сироткина – умница, – заявил Тавров и, посмотрев на Ивлева, прибавил. – Некоторые этого не ценят.

Вячеслав пропустил замечание мимо ушей. В лифте Надежда просунула руку в карман Ивлеву, он в кармане сжал ее руку в своей. На лестничной клетке им встретился Степан Трофимович. Замредактора сделал вид, что ничуть не удивлен этой ночной компании, а так и должно быть. Он и не сомневался, что именно они ждали появления статьи. В чем-чем, а уж в людях он разбирался. Ягубов прошел мимо, чуть наклонив голову, и заглянул в комнату с надписью «Уполномоченный Главлита». Волобуев поднялся ему навстречу.

– Спасибо, Делез, – Степан Трофимович крепко потряс его руку. – Я твой должник.

– Да что там, чепуха…

Совершив этот краткий дружеский акт, Ягубов ушел так же быстро, как появился.

Долговязая, чуть косолапящая Катя и юркая полненькая Люся, Надины школьные подруги, бегали с тарелками из кухни в комнату, а гости слонялись, перебрасываясь репликами. Все приехали прямо из редакции, голодные, и ворчали на тех, кто опаздывает. Чтобы побольше наготовить, Сироткина осталась дома. Катя и Люся самоотверженно помогали ей с утра. Генерал Сироткин обещал прийти домой не раньше часу ночи. Лифтеру было приказано пропускать гостей. Надежда обещала обеспечить подругам достаточное количество мужчин, но пока что выбор был небольшой.

– А Слава будет, Надь? – без посторонних ушей спросила Люся, несмотря на запрет упоминать это имя.

– Ну что привязалась! – Катя кинулась защищать ее. – Кажется, тебе объяснили…

– А чего я такого спросила? Мне хочется посмотреть, кому это наша независимая Надька все-таки уступила… Он красивый?

Надежда отрицательно мотнула головой. Благо, она резала лук, и плакать можно было в открытую. Она уже почти убедила себя, что не хочет, чтобы Ивлев у нее появился. Будут лишние разговоры, и только. Но, убедив себя, она все-таки надеялась, что он заедет. Пусть не заходит – она выйдет к нему на лестницу на минуту и возьмет веточку мимозы. Или позвонит, что не может приехать. Пускай придумает любую причину, самую липовую, но пусть придумает!…

В дверь позвонили.

– Граждане, Закаморный, – вбегая в комнату, уверенно сообщила Сироткина, в душе надеясь, что Ивлев. Звонок повторился настойчивей, и она крикнула. – Бегу, бегу!

За порогом действительно стоял Максим, слегка набычившись. Плащ на груди отдувался, выпуклость Закаморный поддерживал обеими руками, скрестив их на груди.

– Целоваться можно? – спросил он, не обращая внимания на сидящих по углам Раппопорта и Анечку с мужем.

– Сегодня можно, – Надя подставила щеку.

– А в губы? – он облапил ее ручищей, поцеловал и в щеки, и в губы, и в шею. – Это подарок…

Он расстегнул плащ и протянул мягкий живой комок.

– Собака? – только и произнесла Надя, не зная, радоваться или расстраиваться.

Щенок дрожал от холода, шерсть у него местами слиплась, лапы покрылись грязью. Тем временем Закаморный вытащил из кармана бутылку «Столичной» и поставил на столик под зеркалом.

– Это еще не весь подарок, Надя, – Максим указал на щенка. – Остальное подарю позже…

Строткина понесла щенка в комнату. Она пустила его на пол, он отбежал к буфету, наделал лужу и скрылся под столом.

– Не имела баба хлопот, – произнесла Раиса Качкарева, редактор отдела литературы и искусства, умеющая к месту вспомнить то, что всем и без нее хорошо известно. – Один щенок заменяет двух детей. Правда, это беспородный, с ним легче.

– Между прочим, – включилась Инна Светлозерская, сидевшая на подоконнике так, чтобы все могли видеть ее ноги. – Это кобелек или сучка?

– Разберемся в процессе размножения, – ответил Максим. – А, кстати, здравствуйте, суки!

– Фу, как неэстетично, Макс, – заметил полулежащий в кресле Яков Маркович. – Ну зачем же так в лоб?