через Краков (где они познакомились со Станиславой Высоцкой) и Прагу. «Я особенно нежно люблю Краков за то, что он был первый заграничный город, поставивший „Самое Главное” в „Театре Словацкого”, откуда пьеса пошла по всей Польше, затем по Италии, потом по Европе и, наконец, по всему миру»[191].

Затем были Париж, Нью-Йорк, где активная Анна Александровна не сидела без дела. Сначала в Нью-Йорке, а затем в Филадельфии, Балтиморе и других городах она читала лекции по Достоевскому (в конце концов, она когда-то писала о нем работу!), она также рассказывала о психологии русской женщины, о советской литературе и так далее «и очень хорошо зарабатывала, – вспоминает она, – так как делала полные сборы (женские лекции вообще в Америке имели успех в то время)»[192].

Евреинов всегда мог рассчитывать на ее активную помощь. Его книги неоднократно, именно благодаря усилиям его прекрасной половины, были благосклонно встречены читателями и критиками. Именно она сделала глубокую в т. ч. стилистическую редакцию ужасного перевода «Театрализации жизни», потратив на это много месяцев напряженного труда. Исправленное издание вышло в 1930 году в известной «Оранжевой серии» издательства «Сток», благодаря чему книга получила хорошую оценку во французской прессе и дождалась многочисленных лестных обсуждений.

Ей случалось выручать мужа, выполняя работу режиссера. В том году в маленьком парижском театре, так называемом «1932», ставилась монодрама Евреинова «В кулисах души». Сам автор в это время был занят съемками. На афише виднелась фамилия какого-то другого постановщика, но на самом деле это Анна Александровна осуществляла постановку спектакля, исключительно хорошо принятого французскими зрителями и требовательными и привередливыми критиками.

Ей приходили в голову все новые идеи, часто просто вызванные проблемами семейного бюджета из-за кризиса, коснувшегося также Франции в 1930-х годах. Она отмечает в книге, что из-за отсутствия деятельности Евреинов становился все мрачнее[193]. И весной 1933 года она придумала организовать юношеский театр-студию, какого в Париже еще не существовало. На волне общего энтузиазма был создан театр «Весёлая сцена». Первый спектакль, сыгранный в театре «Старая голубятня», состоял из известных произведений трех очень популярных авторов: «Два болтуна» Сервантеса, «Отче наш» Франсуа Коппе и «Медведь и паша» Эжена Скриба. Последние два были поставлены Евреиновым. Жена постоянно заботилась о том, чтобы он не сидел без дела, защищавшего его от депрессии.

Начавшаяся война разрушила все планы. В отличие от многих русских Евреиновы не покинули Парижа в страхе перед немцами. Они предпочитали голодать и мерзнуть «у себя». Круг людей, с которыми они общались, а также отсутствие каких-либо политических связей не давали им повода бояться, что новые власти заявятся к ним с обыском или чем-то еще.

Нестерпимо трудной была зима 1940–1941 годов. «Евреинов невыразимо страдал от холода и голода», – отмечает Анна Александровна. Он спал целыми днями на узкой кушетке на кухне в глубоком оцепенении; просто таял на глазах. Его единственным желанием было что-то съесть и снова лечь в постель[194]. Следовало что-то придумать, чтобы предотвратить худшее. И вновь на выручку пришла полная изобретательности мудрая жена. Она нашла подходящее и надежное лекарство – театр. В апреле 1941 года в театре «Монсо» она организовала спектакль, состоящий из четырех одноактных пьес Евреинова: «Веселая смерть», «Степик и Манюрочка», «Муж, жена и любовник» и «В кулисах души». Спектакль был закрытым, не для широкой аудитории, но работа над ним вдохнула в Евреинова энергию и оживила.

Анна Евреинова теперь начала стремиться к публичному выставлению наиболее популярной, ставшей уже практически классикой пьесы мужа «Самое главное». Безуспешно. Ситуация Евреинова, русского, осложнялась тем фактом, что до войны он был известным масоном, которых, как известно, нацисты не поддерживали, а во многих случаях это могло быть и было даже опасно.

Однако через какое-то время Евреинову чудом удалось увидеть эту пьесу в своей собственной постановке, наряду со знаменитой комедией Грибоедова «Горе от ума» и «Женитьбой Белугина» Островского (написанной совместно с Н. Я. Соловьевым). Она была поставлена в 1943 году во вновь созданном Русском драматическом театре по инициативе известного танцора и хореографа Сержа Лифаря (к нему хорошо относились оккупационные власти Парижа, в связи с чем уже после войны у него возникли проблемы). Начинание это было поддержано властями при условии, что актеры будут играть на русском языке, и что спектакли будут предназначены исключительно для русской колонии (и, будучи закрытыми, их нельзя будет рекламировать на французском языке). Однако это были лишь отдельные эпизоды, которые позволили как-то дотянуть до конца войны, сохраняя душевное равновесие.

Послевоенные годы тоже были непростыми. В худшую сторону изменилось отношение к русской эмиграции. О постановке чего-либо не было даже речи. Здоровье также становилось все хуже, а отсутствие работы усугубляло болезнь. Лекарством должно было стать предложение парижского издательства «Дюшен» написать историю русского театра, которая вышла на французском языке в 1948 году. В то время Евреинов был уже серьезно болен, но ему удалось написать эту работу, а также подготовить русскую версию для нью-йоркского «Издательства имени Чехова». Вся кропотливая работа над этой рукописью выпала, конечно же, на долю Анны Евреиновой[195]. Ранним утром 7 сентября 1953 года Николай Евреинов не проснулся. В феврале следующего года ему исполнилось бы семь десят пять. Анна Александровна отметила эту годовщину двумя вечерами, посвященными памяти писателя и режиссера (один прошел на французском языке, а другой – на русском). На обоих вечерах были сыграны фрагменты из «Веселой смерти» – финальная сцена, где смерть переводит Арлекина на «другую сторону».

Анна Александровна не опустила руки – занялась приведением в порядок архива мужа (воспользоваться которым она нам щедро разрешила), готовит его статьи к печати для газеты «Русская мысль», а также для журналов «Возрождение» (Париж), «Новый журнал» (Нью-Йорк) и «Грани» (Мюнхен). Впрочем, она занималась этим всю жизнь – собирала вырезки из прессы, размещала их в альбомах, упорядочивала фотографии. Она всегда занималась документированием всего, что касалось их публичной жизни. Теперь она снова путешествует. В одном из писем к нам от 1 июля 1974 года она сообщала о возвращении из путешествия по миру, его северной части, хотелось увидеть белые ночи: Норвегия – Фьорды, Ставангер, Осло, Дания, Гамбург. Ей повезло с погодой, не укачивало. Она также совершила паломничество в Святую Землю, в монастырь Святой Екатерины. Кроме того, она посетила Советский Союз, где ее принимали с почестями; впрочем, она привезла туда часть архива и картин из своей коллекции. Свое решение она мотивировала отсутствием интереса к наследию эмигрантов во Франции, которое гибнет после смерти владельцев, зачастую оказываясь на свалке (она приводила примеры из недавнего