посмертно в 1946 году), в художественной форме описывающий пребывание супругов в этом городке, а также сборник статей – философских размышлений – «Письма о незначительном», также опубликованных посмертно в 1952 году в нью-йоркской газете «Новое русское слово». Удивительно, но Осоргин отправлял свои статьи обычной почтой, осознавая всю опасность, которой он подвергал себя. Марк Алданов вспоминал: «Помню, когда его корреспонденции стали появляться в „Новом русском слове”, мы их читали с ужасом: „Ведь его отправят в Дахау”, – говорили все. […] Я думаю, что уже по самому своему происхождению, по тому, как и где эти статьи писались, они составляют настоящую гордость русской публицистики»[198].

После войны, во время которой в 1942 году в Шабри скончался Осоргин, Татьяна Алексеевна вернулась в свою парижскую однокомнатную квартиру. Затем она переехала в небольшой дом недалеко от Парижа в Сент-Женевьев-де-Буа, который они сами построили на небольшом участке. Мы навестили ее там, слушали ее рассказы, просматривали бумаги и книги. И, конечно, мы пили чай с бутербродами. Хозяйка жаловалась на то, что плющ, посаженный мужем, разросся по всему саду, потеснив цветы, за которыми когда-то заботливо ухаживали. Мы вместе ходили на старое русское кладбище, где покоятся многие эмигранты первой волны: писатели, министры, военные, левые и правые…

Парижская квартира, как я уже упоминал, была разграблена, а в их любимом месте – Тургеневской библиотеке – они застали опустевшие полки (немцы вывезли в неизвестном направлении стотысячное собрание книг, которое так и не удалось найти, хотя часть книг с библиотечным штампом встречалась в разных неожиданных местах, в том числе и в СССР). Библиотеку пришлось восстанавливать практически с нуля, преодолевая сопротивление, в том числе и со стороны французских властей[199]. Только в 1959 году библиотека вновь смогла открыть свои двери. Татьяна Алексеевна все время была одним из самых активных членов ее правления, она выполняла всю необходимую работу: занималась комплектацией коллекции, каталогизацией книг, издательской работой и прочим. Она также была редактором книги по истории библиотеки.

Редакционная деятельность Татьяны Осоргиной не была в ее жизни эпизодом. Она считала своей обязанностью выполнение этой крупномасштабной и трудоемкой работы. Она также была прекрасным библиографом, педантичным в лучшем смысле этого слова. Ей было не жаль посвятить целые недели, а то и месяцы на подготовку именных и предметных указателей в оригинальном написании и транслитерации, иногда скромно называемых каталогами и позволяющих с легкостью ориентироваться в библиографических дебрях. За ее плечами были долгие годы работы в Национальной библиотеке Франции, докторантура под руководством выдающегося бельгийского ученого-слависта Клода Бэквиса. Долгие годы она занималась историей русского масонства, а ее биографический словарь «Répertoire biographique des francs-maçons russes (XVIIIe et XIXe siècles)» (Биографический справочник русских масонов XVIII–XIX вв.») впервые вышел под ее девичьей фамилией – Татьяна Бакунина – в 1940 году в издательстве «Петрополис» в Брюсселе. В 1967 году он был переиздан в виде приложения к IX тому серии «Collection historique de l’Institut d’Etudes Slaves» (Историческое собрание Института славяноведения). Насчитывающее более пятидесяти страниц введение дает чрезвычайно сжатый очерк истории русского масонства, знакомя французского читателя с этой малоизвестной для него темой. Благодаря этой фундаментальной работе Татьяна Алексеевна стала научным авторитетом, выдающимся ученым с именем, ставшим известным не только в кругу славистов.

Следующей ее работой стал сводный каталог русских эмиграционных журналов за 1855–1940 годы, то есть со времен Александра Герцена до периода немецкой оккупации XX века, каталог тем более ценен, что в нем не только представлены названия, годы издания, количество номеров и состав редакции, но также предоставлена информация о библиотеках, в которых находятся сохранив шиеся единичные экземпляры[200]. Примыкающее к этой работе издание «L’Émigration russe: revues et recueils, 1920–1980. Index général des articles» (Русская эмиграция: журналы и сборники на русском языке: 1920–1980. Сводный указатель статей) в свою очередь приводит составленный пофамильный список статей, опубликованных в эмигрантской прессе. Это та книга, к которой также как и к упомянутой выше библиографии эмиграционной прессы должен обратиться каждый, кто интересуется и занимается историей русской эмиграции. Это издание, подготовленное коллективом сотрудников Тургеневской библиотеки под редакцией Татьяны Гладковой и Татьяны Осоргиной, вышло в 1988 году вскоре после публикации книги о самой библиотеке.

В то же время Татьяна Осоргина помогала в работе над последующими томами чрезвычайно ценной русской серии Парижского института славяноведения, а именно «Ecrivains russes en France» (Русские писатели во Франции). В ее рамках вышли тома, посвященные таким писателям и мыслителям, как Марк Алданов, Николай Бердяев, Сергей Булгаков, Марина Цветаева, Семен Франк, Гайто Газданов, Зинаида Гиппиус, Николай Лосский, Дмитрий Святополк-Мирский, Михаил Осоргин, Лев Шестов, Иван Шмелев и Борис Зайцев. Все эти тома были получены нами от нее в подарок.

В значительной части этих изданий Татьяна Осоргина принимала активное участие – даже когда ее имя не указано в выходных данных, известно, что она советами и помощью участвовала в окончательной подготовке текста к печати. Конечно, большую часть души она вложила в том, открывавший серию, и посвященный творчеству автора «Сивцева Вражека». Она была человеком обширных знаний и эрудиции, что было очевидно не только по ее работам – с вопросами к ней обращались исследователи со всех концов мира. В то же время она не изображала из себя ученую даму из пьесы Мольера, а оставалась человеком необычайной скромности и простоты. Она считала себя, прежде всего, тружеником, не боялась так называемой черной работы, утомительной и неэффективной. Считала, что наука не может существовать без этого. Корректура, индексы, проверка точности записи – все это забирало время. Этот перфекционизм тяготил ее особенно в последние годы. Помощи ждать становилось неоткуда, на что она жаловалась в одном из писем; молодежь к такой работе не тянулась. Можно было рассчитывать на старшее поколение, привыкшее к систематической, зачастую обременительной, но необходимой работе, а оно постепенно уходило… Несмотря на эту колоссальную нагрузку, всякий раз, когда мы просили ее, она всегда находила время для библиотечных поисков. И сама она также обращалась с подобными просьбами, когда возникла такая необходимость (например, когда она работала над библиографией работ Алданова и возникла необходимость проведения библиографического поиска в польских библиотеках). И мы были счастливы, что можем ей в чем-то пригодиться, хоть как-то отплатить за все, что она нам дала.

Она была человеком, который много сделал, но о котором мало что известно. Как мы уже упоминали, как правило, она не отвечала на вопросы о своей личной жизни. У нас даже нет ее фотографии… Мы только знаем, что она была чрезвычайно связана с традицией родного дома, с наследием Михаила Бакунина,