Чучо Флорес отпустил женщину и сделал шаг по направлению к нему. Фейт открыл дверь машины и завел ее. Смотреть в их сторону он избегал. «Пока, друг», — услышал он приглушенный голос мексиканца. Роса Мендес положила руки ему на бедра, и в этой позе не было ничего естественного, и она не смотрела ни на него, ни на удаляющуюся машину, вперившись взглядом в своего спутника, который казался неподвижным, словно бы ночной воздух заморозил его.

В мотеле за стойкой сидел парнишка, и Фейт поинтересовался, не найдется ли у того чего-нибудь поесть. Парнишка сказал, что кухни они не держат, но можно купить печенье или шоколадку в автомате на улице. По шоссе то и дело проезжали грузовики — какие-то на север, какие-то на юг; на другой стороне виднелись огни техстанции. Туда-то Фейт и направился. На дороге его чуть не сбила машина. Тут он задумался: а не пьян ли он? Но тут же сказал себе: прежде чем перейти дорогу, он — пьяный, не пьяный, какая разница? — внимательно посмотрел по сторонам и никакого света фар не увидел. Так откуда же появилась эта машина? Надо быть поосторожней на обратном пути. Техстанцию заливал свет, и там практически никого не было. За стойкой сидела, читая журнал, пятнадцатилетка. Фейту показалось, что у нее какая-то слишком маленькая голова. Рядом с кассой расположилась другая женщина, лет двадцати, и вот она посмотрела на него, когда Фейт пошел к аппарату с хот-догами.

— Сначала нужно заплатить, — сказала женщина на испанском.

— Ничего не понимаю, — отозвался Фейт. — Я американец.

Женщина повторила то же самое по-английски.

— Два хот-дога и банку пива, — сказал Фейт.

Женщина вытащила из кармана своей рабочей формы ручку и написала сумму, которую должен был заплатить Фейт.

— Доллары или песо? — поинтересовался он.

— Песо, — ответила женщина.

Фейт положил рядом с кассой купюру и пошел к холодильнику за банкой пива. Потом на пальцах показал девчонке с маленькой головой, сколько хот-догов хочет. Девушка подала ему заказ, и Фейт спросил, как работает аппарат с соусами.

— Нажмите кнопку, она там у каждого соуса своя, — сказала девушка на английском.

Фейт налил кетчупа, горчицы и чего-то вроде гуакамоле на один хот-дог и тут же съел его.

— Вкусно, — сказал он.

— Я очень рада.

Затем поступил точно так же со вторым хот-догом и подошел к кассе за сдачей. Взяв несколько монет, вернулся к девушке и отдал ей чаевые.

— Благодарю, сеньорита, — поблагодарил он ее по-испански.

Затем вышел с банкой пива и хот-догом на шоссе. Он стоял и ждал, когда проедут три грузовика (те ехали из Санта-Тереса в Аризону), и тут же припомнил, что сказал женщине на кассе. Я американец. А почему не афроамериканец? Потому что он здесь не дома? Но могу ли я считать себя иностранцем в месте, откуда можно взять и пойти и через некоторое время дойти до моей страны? Что же это значит? Что в одном месте я американец, в другом — афроамериканец, а еще где-нибудь, логично предположить, что и вовсе никто?

Проснувшись, Фейт позвонил начальнику спортивного отдела и сообщил, что Пикетта в Санта-Тереса нет.

— Это в порядке вещей, — ответило начальство, — возможно, он где-нибудь на ранчо в окрестностях Лас-Вегаса.

— И как мне, черт побери, взять у него интервью? — спросил Фейт. — Ты хочешь, чтобы я в Лас-Вегас поехал?

— Не надо ни у кого интервью брать, нам просто нужен репортаж о ходе боя, ну ты понимаешь: атмосфера, воздух, которым дышат на ринге, в хорошей ли форме Пикетт, впечатление, которое он производит на ебучих мексиканцев.

— Преамбула боя, — сказал Фейт.

— Пре чего? — удивился начальник.

— Ебучая атмосфера, — сообщил Фейт.

— Проще говоря, — сказало начальство, — рассказываешь так, словно в баре сидишь, а вокруг тебя приятели, которые ловят каждое твое слово.

— Понял, — сказал Фейт. — Пришлю послезавтра.

— Если ты чего вдруг не поймешь — не волнуйся, мы тут отредактируем в лучшем виде, словно ты всю жизнь на ринге провел.

— Согласен, все понял, — ответил Фейт.

Выбравшись на крыльцо своего номера, он увидел трех светловолосых, практически белых, как альбиносы, детишек: они играли белым мячом, красным кувшином и пластиковыми красными палками. Старшему было, похоже, пять, а младшему — три. Но место-то небезопасное для детских игр. Дети могли случайно попытаться перейти дорогу, и их мог задавить грузовик. Фейт посмотрел по сторонам: на деревянной скамье в тени сидела очень светловолосая женщина в черных очках и следила за детьми. Он помахал ей. Женщина некоторое время смотрела на него, а потом как-то странно повела подбородком: мол, извини, не могу отвлечься, за детьми смотрю.

Фейт спустился по лесенке и сел в машину. Внутри было невозможно жарко, он открыл сразу два окна. И тут же провалился в воспоминания о матери, как она за ним в детстве присматривала. Когда он завел машину, один из альбиносов вдруг вскочил и уставился на нее. Фейт улыбнулся и помахал ему. Мальчик выронил мяч и застыл по стойке смирно — ни дать ни взять солдат. Съезжая на шоссе, Фейт заметил, как малец приложил правую руку к кепке и так стоял, пока машина не исчезла в южном направлении.

За рулем Фейт снова задумался о матери. Увидел, как она ходит, увидел ее со спины, увидел ее затылок, когда она сидела и смотрела телевизор, услышал ее смех, увидел, как она перемывает посуду в мойке. А вот лицо у нее тем не менее всегда пребывало в тени, словно она уже умерла или словно хотела сказать, жестами, не словами, что лицо совсем не самое важное в этой жизни и той, что нас ждет. В «Соноре Резорт» он не увидел ни одного журналиста и спросил администратора, как добраться до Арены. Доехав туда, заметил легкий переполох. Фейт спросил у чистильщика обуви, усевшегося в одном из коридоров, что происходит, и тот ответил, что приехал американский боксер.

Каунта Пикетта он застал уже на ринге: тот красовался в костюме с галстуком и широко, уверенно улыбался. Фотографы щелкали фотоаппаратами, журналисты вокруг ринга окликали его по имени и засыпали вопросами. Как считаете, когда вы будете бороться за звание чемпиона? А правда, что вас боится Джесси Брентвуд? Сколько вам заплатили за приезд в Санта-Тереса? А правда, что вы тайно женились в Лас-Вегасе? Агент Пикетта стоял рядом. Этот толстый и низенький дядька в основном и отвечал на всё. Мексиканские журналисты обращались к нему по-испански и называли его по фамилии — Соль, сеньор Соль, и сеньор Соль отвечал им по-испански и время от времени обращался по фамилии к мексиканским журналистам. Американский журналист, здоровенный тип с квадратным лицом,