пройдя в первом танце со своей женой императрицей пригласил ее первый на следующий. Разумеется, он ревновал бы к любому, но не к августейшему же монарху! И спокойно издали смотрел, как те кружатся в стремительном танце, как девушка, на миг опустив голову на грудь своему венценосному партнеру, что-то оживленно говорила.

А потом они оба говорили с ним. И оба, как ни странно, о материальном, хотя и с разной стороны:

- Настя щебетала все больше о драгоценном подарке императора, подаренном при расставании после танца, безделушке в виде пальмовой ветки, щедро осыпанной не такими уж маленькими бриллиантами. Но ценность подарка была даже не в этом. Пальмовая ветвь была любимой безделушкой Николая и то что он все же подарил ее, говорила о многом, в частности о том, что и она стала в фаворе у монарха.

Макурину, впрочем, не о чем было беспокоится. Если Николай и сблизился с девушкой, то чисто платонически, он был морально высок и сдержан. И хотя, в конце концов, и он будет сломлен, но не полностью и не на 100% уверенностью. И потом, это будет лет через двадцать, к старости императора.

- Говорил с ним по этому поводу и сам Николай Павлович. Проведя взглядом ладную фигурку фрейлины, осыпанную бриллиантами так, что глазам было больно от блеска, он вдруг сказал:

- Я, кстати, раньше не обращал особого внимания на ваши постоянные финансовые заботы о семейном достатке. Теперь же, глядя на бальный наряд вашей невесты, очень изысканный, а, значит, и очень дорогой, начал понимать.

Андрей Георгиевич должен был что-то сказать, не молчать же при монархе постоянно и он сказал:

- Ваше императорское величество, юная красота обязана быть окантована золотом и бриллиантами, иначе она и не красота уже будет, а нищета, пусть и юная.

Сказал и сразу понял, что не то вымолвил, можно сказать ляпнул. Его августейший собеседник как-то странно посмотрел на него, но ничего по этому поводу не сказал. Вместо этого посоветовал провести пару танцев, размяться, пока будет такая возможность.

Попаданец совсем не понял своего покровителя – по его подсчетам им предстояло быть на балу еще, как минимум, несколько часов. Но послушно отдался веселой кадрилье со своей невестой. Вернее, он хотел было попросить танец у княгини Ливен, но его перехватила вездесущая Настя и просто повела в круг танца. Даже как-то неловко стало. Ему. А Насте, как и всем окружающим женщинам, все оказалось обыденностью. Был мужчина ничей, а потом стал одной из представительниц прекрасного пола. Ничейный мужчина слаб, а женатый, значит, спасенный. Не так ли, мой дорогой?

Что оставалось еще сказать дорогому мужчине? То, что нравится, его женщине, разумеется, разумеется и его. А то ведь обидится вусмерть.

А потом по сигналу императора танцы временно прекратились и началось действо с наградами – главный момент на балу у большинства присутствующих. Ибо, танцы – танцами, аордена все же впереди. Все так считали и даже император Николай, который уже давно только награждал.

Андрей Георгиевич в отличие от остальных ничего не ждал. Он почему-то думал, что пальмовая ветвь его почти жене и есть обещанная награда. Больше он и не требовал. Основное его вознаграждение стояло рядом и, как всегда, что-то ласково щебетало. При чем и ему, и что важно, ей самой, неважно было, что она говорила. Они просто наслаждались обществом друг друга, не менее. Соседи их, как правило, народ семейный обоих полов, это понимали и не мешали.

В такой розовой и немного дурманящей атмосфере он внезапно слышал свою фамилию, что его, безусловно, удивило. Во-первых, он, как уже было сказано, не ждал сегодня награды от императора, во-вторых, шла еще начальная часть награждения, когда призывали только их высокопревосходительств.

Но глашатай повторил:

- Надворный советник камергер Макурин!

И он, неловко и торопливо, пройдя сквозь окружающих, и получив слабенький тычок от его будущей благоверной, двинулся к Николаю I.

Император с ним не поздоровался – еще бы, сколько часов они были сегодня в работе и на отдыхе – просто ласково улыбнулся. Андрей Георгиевич с некоторой поры входил в небольшой круг собеседников, которым не надо было сохранять маску жесткого и принципиально правящего монарха.

И затем начал награждать, громко комментируя, как всегда, чем и за что.

- Андрей Георгиевич в бытность свою у трона не раз в прошлом помогал нам в наших трудах и заботах. За это мы даруем ему орден Святослава I степени.

Придворные и те немногие счастливчики - приглашенные равнодушно загалдели, зашумели. Даже не для награжденного. Тот был хотя и явным фаворитом, но как-то не очень. Ибо хоть Святослав к этому времени и был в России новым орденом, пришедшим по воле Николая из Польши, и тем более Макурин поучил наивысшую степень, но в целом он был невысокой наградой для XIV – где-то X классов, то есть для большинства уже превзойденного периода жизни.

Попаданец думал также. И хотя любая награда из рук императора будет почетной, но для него Святослав даже I степени не является той вехой, к которой надо еще стремится в будущей жизни.

Но император Николай его все же несказанно удивил. Он, оказывается, что думал, то и говорил, случай даже для монарха исключительный. Святослав был наградой действительно для прошлых его достоинств. А вот следующие награды были уже для будущего. И не только в виде какого-то ордена.

- Мы в своей работе увидели, что в своей личной канцелярии нам необходимо иметь еще и свой департамент, который обслуживал только бы нас. Это был бы оптимальный вариант. Одним из столоначальников в нем, безусловно, должен стать Андрей Георгиевич Макурин, как самый подходящий чиновник. Поздравляю вас, Андрей Георгиевич!

Он первым захлопал, а за ними зааплодировали и остальные.

Умеют же монархи удивлять! - несколько обалдевающе подумал Макурин. Такой награды он не ожидал. Нет, он, конечно, не пропустил сегодня днем слова повелителя о новом департаменте, но думал, что столоначальником станет другой его высокопревосходительство. Мало ли в столице генералов. Оказалось, с точки зрения Николая, очень даже мало.

И это было еще не все!

Подождав, пока легкое волнение в зале пройдет, монарх продолжил:

- Наш столоначальник и камергер Макурин по своему положению не может больше быть надворным советником. Да, Андрей Георгиевич? - спросил он вдруг у попаданца.

Что мог сказать бедный чиновник из будущего, которого к этому не готовили? Мявкнул, брякнул, а потом вдобавок густо покраснел. Очень получилось некрасиво с точки зрения самого Макурина.