«Ну, сегодня я уж точно не усну». — Энни осторожно вылезла из-под одеяла, стараясь не потревожить Сару, хотя даже если бы дом рухнул, ее дочь вряд ли проснулась бы от этого. И когда спустя два часа раздался звонок в дверь, она по-прежнему спала как убитая.

Дверной звонок трезвонил, не переставая, словно тот, кто нажимал кнопку, стоял, прислонившись к двери. Обеспокоенная тем, что это, возможно, какой-нибудь пьяница, перепутавший адрес, Энни, прежде чем открыть дверь, закричала:

— Кто там?

— Это я, — послышался сиплый голос.

Сильвия! Энни открыла дверь.

— О боже! — воскликнула она.

Челюсть Сильвии распухла, из носа текла струйка крови. Она была в ночной рубашке, так же как и ее девчушки. Ингрид крепко спала у нее на руках. Жасмин, явно перепуганная, вцепилась в рубашку матери.

— Что случилось, Сил? — Энни взяла на руки Жасмин и понесла ее в дом.

Сильвия опустилась на диван.

— Эрик выпил лишнего, — вяло сказала она. — Мы как раз собирались идти в постель, когда на него что-то нашло. Он сказал, что ненавидит меня еще больше, чем когда-либо, потому что я была с другими мужчинами. И что особенно ему ненавистна… — она кивнула на Жасмин, — поскольку она цветная. По его мнению, люди хихикают за его спиной, считая его рогоносцем. Вот уж не думала, что это слово все еще актуально в наши дни, Энни. Рогоносец!

— О, милая!

— В конце концов ты оказалась права. — Сильвия на секунду закрыла глаза. — Мне не следовало связываться с ним снова. Как говорится, горбатого могила исправит, правда?

После нескольких чашек чая она стала укладываться спать. Энни уложила всех троих в своей комнате.

— Ты единственный человек в целом мире, к которому я могу обратиться за помощью, — с благодарностью сказала Сильвия, когда Энни бережно укрывала ее одеялом. — У Сиси началась бы истерика, а Бруно тотчас помчался бы в Ормскирк и зарезал Эрика прямо в постели.

— Ты же знаешь, Сил, что бы ни случилось, я всегда буду рядом.

— И я.

Энни скользнула под одеяло и, услышав ровное дыхание дочери, немного позавидовала ей. Несмотря на происшедшее, ее мысли упорно возвращались к магазину. Сиси уже спрашивала ее, как она собирается его назвать, если ее мечта осуществится.

— Если моему магазину все же суждено открыться, я назову его «Пэчворк»!

Дядюшка Берт опустился на колени рядом с инвалидным креслом Дот и начал напевать: «Если бы ты была единственной девушкой в мире…» удивительно ровным баритоном, несмотря на то, что прошлой ночью он выпил изрядное количество пива.

Вряд ли в зале над рестораном, где двадцать четыре года назад отмечали свадьбу Томми и Дон, остался хоть один человек, у которого глаза не были бы мокрыми от слез. Комната была забита до отказа, на всю громкость играла музыка. Августовская ночь выдалась душной.

На праздник пришли все парни семейства Галлахеров со своими семьями. У Дот и Берта было восемнадцать внуков (а точнее двадцать, если считать приемных детей Майка — Кэти и Пола) и два правнука. Майк, элегантный красавец в темно-сером шелковом костюме, с коротко подстриженными рыжими волосами, стал дедушкой, когда Кэти в прошлом году родила сына. Она вместе со своим бой-френдом жила в Меллинге. Невероятно, как же все изменилось, подумала Энни. Молодым людям больше не требовался официальный документ для того, чтобы жить вместе.

Берт, толкая инвалидную коляску, повез Дот в противоположный конец комнаты. Теперь он делал для своей супруги буквально все: мыл ее, одевал, помогал добраться до туалета, готовил еду, убирал. Сыновья, их жены и Энни частенько наведывались к Берту, чтобы дать ему возможность хотя бы немного передохнуть.

Несмотря на то что Дот была жестоко изувечена артритом и прикована к инвалидной коляске, она все-таки настояла на том, чтобы устроить вечеринку в день ее семидесятилетия. Болезни не удалось сломить ее неукротимый дух.

Как ни странно, Дот еще никогда не казалась Энни такой привлекательной. Возможно, оттого, что тело тетушки теперь было парализовано, ее лицо казалось необыкновенно живым. Кожа Дот по-прежнему была упругой. Яркие глаза весело сверкали за новыми очками в перламутровой оправе. Ее не портила даже неумело нанесенная Бертом помада, потому что от этой семидесятилетней женщины с безжалостно изуродованным телом исходило внутреннее сияние.

Сыновья весь вечер суетились вокруг нее, страшась того, что их мать может и не дожить до следующего дня рождения. В конце концов, существовал предел того, что человеческое тело способно выдержать. Из-за злоупотребления гормональными средствами у Дот начался диабет, а теперь еще и стенокардия, вызывавшая мучительные боли в области груди, которая, как сказала, усмехнувшись, Дот, была чуть ли не единственным местом, нетронутым артритом.

Пианист исполнял исключительно старые мелодии: «Среди моих сувениров», «Старый фонарщик», «Есть маленький отель»… Пробежавшись пальцами по клавишам, он запел «Спокойной ночи, милая», и как раз в этот момент к Сильвии подошел Майк и пригласил ее на танец.

У Энни возникло странное ощущение, когда она увидела, как девушка Майка по имени Делиа, привлекательная тридцатилетняя блондинка, свирепо смотрит на него с противоположного конца комнаты. Он, конечно, был не настолько груб, как на свадьбе Томми с бедняжкой Памелой, но Энни заметила, что ее кузен весь вечер не сводил глаз с Сильвии. Так же, как и двадцать четыре года назад, Майк снова танцевал с ней, прижав ее к себе и медленно двигаясь в такт мелодии, которую исполняли на том же старом пианино.

Энни пошла в кухню, чтобы выпить чашку чая. Там никого не было. На газовой плите стоял огромный чайник, тихонько выпуская пар. Положив пакетик в чашку, Энни наполнила ее водой и добавила немного порошкового молока, а затем стала пить, прислонившись к раковине. Ну разве не чудесно было бы, если бы Сильвия и Майк стали жить вместе? Было бы славно, если бы ее подруга наконец-то обзавелась нормальной семьей. В конце концов, им в следующем году стукнет сорок. Энни вспомнила канун Нового года, когда Сильвия с детьми стояла на пороге ее дома. На следующее утро явился Эрик, уже побывав у Сиси и вытащив из постели не совсем протрезвевшего Бруно. Эрик чистосердечно раскаивался в содеянном и клялся, что никогда не сделает ничего подобного. Однако Энни отказалась впустить его в дом.

Бруно был не настолько пьян, чтобы не задуматься, почему его зятек разыскивает свое семейство в первый новогодний день. Он примчался как ураган в тупик Хезер, желая услышать от Энни объяснения, и обнаружил Эрика, сидящего на пороге.

— Что происходит? — спросил Бруно.

Сильвия спустилась по лестнице в испачканной кровью ночной рубашке. На распухшем подбородке красовался большой фиолетовый синяк. Бруно, шокированный увиденным, перевел взгляд с дочери на ее мужа, затем с рычанием взял Эрика за шиворот, поволок его по дорожке и вышвырнул на тротуар.