Все были уставшими, грязными и израненными. Даже «Ленд-Ровер» был покалечен, покрыт вмятинами и царапинами, ветровое стекло выбито, одно окно покрыто трещинами, к решетке радиатора прилипли кусочки серой ткани и что-то похожее на лохмотья человеческой кожи.

— Копье, — пробормотал Куид. Это было первое слово, произнесенное кем-либо с момента нашей остановки. — Копье. Вы шутите, мать вашу?

Все, что я знал наверняка, это то, что никогда не забуду изумленное выражение на лице Руди Боско перед гибелью.

— Поверить не могу, что он умер такой смертью, — вздохнул Куид. — Кто угодно, но только не он.

— Наверное, он даже не понял, что его поразило.

Мы наблюдали, как Гуляка подходит к телу. Он снял свой кожаный жилет, обнажив новые татуировки на спине и плечах, затем опустился на колени и погрузил пальцы в рану на груди Руди. Когда он извлек их, они были мокрыми от крови. Затем принялся наносить ее себе на щеки, лоб и подбородок, пока не покрыл все лицо и шею. Перекрестившись, посмотрел на луну. Белки его глаз отчетливо выделялись на фоне раскрашенного кровью лица.

— Какого черта он делает?

— Прощается. — Куид сел рядом со мной на бампер, держа дробовик между ног. — Нанося на себя кровь, он забирает с собой часть души Руди. Он наполовину индеец яки. В свое время яки были крутыми парнями. Великие воины, никому не сдавались. Даже конкистадоры не могли их победить, поскольку они отказывались складывать оружие. Но иезуиты наконец обратили их в свою веру — вот почему в них смешались католицизм и старые индейские обычаи.

По мимике и жестам Гуляки я понял, что он начал молиться.

— Как он мне объяснил, — продолжил Куид, — они верят в четыре разных мира: мир людей, мир животных, мир смерти и мир цветов.

— Цветов? — Почему-то мир цветов и Гуляка для меня не совсем сочетались.

— Яки верят, что капли крови, упавшие с тела Христа, когда тот висел на кресте, превратились в цветы. Для них цветы олицетворяют душу. Чтобы сохранить между всеми мирами равновесие, они должны устранять зло и ущерб, причиняемый им людьми.

Я протянул Куиду бутылку. Он сделал большой глоток, а Гуляка полил тело бензином, щелкнул зажигалкой и двинулся прочь. Сделал несколько шагов и не оглядываясь бросил зажигалку через плечо.

Тело вспыхнуло. Еще один костер разорвал ночь.

Мне показалось, что Куид вот-вот заплачет. Это ощущение посетило меня на мгновение. Но он не заплакал. Выражение его лица посуровело, а затем стало странно спокойным. Куид оставался солдатом, и он бывал уже здесь раньше. Давно был знаком с болью и утратой. И хотя они ранили его так же глубоко, как и любой другой противник — возможно, даже больше, — он научился выдерживать их атаки.

Он был холоден как лед — посреди этой древней пустыни.

Когда Гуляка вернулся в лагерь, я подошел к нему.

— Я знаю, насколько вы были близки, — сказал я. — Мне очень жаль.

Его движение было настолько быстрым и четким, что, когда я осознал произошедшее, он уже держал у моего горла свой боевой нож. Почувствовав нарастающее давление лезвия и увидев взгляд Гуляки, я решил, что он собирается меня убить.

Но в следующую секунду он отпустил меня и ушел прочь.

Куид ничего не сказал, лишь глотнул еще виски. Он даже не сдвинулся с места, и я не был уверен почему. Или он знал, что Гуляка планирует лишь мне что-то продемонстрировать, или ему было все равно, убьет он меня или нет.

Забрав у него бутылку, я допил ее, затем бросил в скопление крупных камней в паре футов от нас — чтобы просто посмотреть, как она разобьется. Алкоголь помог мне подавить зависимость и немного сосредоточиться, но нервы у меня были расшатаны, и я эмоционально истощился. Казалось, мне б потребовалась неделя, чтобы отоспаться, но я был так взвинчен, что не смог бы прилечь даже на минуту. Я извлек из кармана сигареты и закурил. Табачный дым не помог перебить отвратительный сладковатый запах горелой человеческой плоти. Но я не знал, что хуже. Тот факт, что где-то неподалеку горит тело знакомого мне человека или что я стал невосприимчив ко всему этому бедламу, вымотан до такой степени, что для меня уже ничто не имело значения.

Оставался только Мартин.

Когда я докурил, снова появился Гуляка. Я понимал, что в честном бою мне его не одолеть. Но больше я не позволю ему угрожать мне. С меня хватит. Если он снова меня спровоцирует, я отвечу. Я расправил плечи, готовый броситься на него, если потребуется, хотя надеялся, что до этого не дойдет. На этот раз нож находился у него в ножнах. Со своим вымазанным кровью лицом он походил на какого-то демонического клоуна, но его глаза говорили мне то, что мне нужно было знать. Инцидентов больше не случится. Между нами все было улажено. Свободной рукой он схватил меня за плечо, крепко сжал и медленно кивнул. Я ответил тем же жестом.

Гуляка подошел к «Ленд-Роверу» и стал рыться в кузове, пока не нашел флягу, бутылку воды и пластиковый пакетик, наполненный чем-то вроде высушенных и измельченных листьев. Без объяснения причин он опустился на колени перед костром, в нескольких футах от меня, и разложил предметы перед собой. Но поскольку он стоял ко мне спиной, я не мог понять, что именно он задумал.

Прежде чем я успел спросить, Куид сказал мне, что Гуляка готовит чай из семян, корней и листьев дурмана, растения семейства пасленовых.

— Называется «толоацин», — пояснил он. — У него длинная история. Ацтеки использовали его во многих своих ритуалах.

— Каких именно?

— Тебе придется спросить Гуляку, я в этом не эксперт. Он даст тебе попробовать, когда приготовит. Советую не отказываться.

— Почему это?

— Потому что мы оба будем пить этот чай и тебе не захочется быть лишним на этой вечеринке, поверь мне.

— Что мне от него будет, Куид?

— Он расширит твое сознание, откроет двери и отведет тебя туда, куда нужно.

— Это какой-то гребаный галлюциноген? Мы же понятия не имеем, что нас здесь подстерегает. Мы должны быть в здравом уме.

— К черту. Тебе нужно заканчивать это.

— Ты спятил? Разве в Коридоре вам мало галлюцинаций?

Куид не ответил. Снова наступила тишина. Костер вдали почти догорел, но тот, что в лагере, продолжал полыхать. Весь этот огонь мне очень не нравился, поскольку он выдавал наше местонахождение тому, что пряталось в пустыне. Но мои спутники оставались невозмутимыми, и у меня не было другого выбора, кроме как довериться им.

Гуляка приготовил чай и дал ему настояться, затем перелил во флягу. Поднявшись на ноги, он остановился в шаге от нас и посмотрел на луну, будто общался с ней. Насколько я знал, именно этим он и занимался. Через мгновение он передал флягу Куиду. Тот хлебнул из нее и вернул обратно.

Переведя взгляд на меня, Гуляка поднес флягу к губам, сделал несколько глотков и протянул ее мне. Я не триповал с тех пор, как в школе попробовал ЛСД, и был совершенно сбит с толку происходящим. Желание или даже потребность забыть все, что случилось за последние несколько часов, были вполне объяснимы — я начал пить в тот момент, когда мы остановились, — но алкоголь — это далеко не психоделическое растение. Я понятия не имел, какой у меня будет реакция на это зелье. И, конечно же, они гораздо лучше меня знали, насколько уязвимыми мы можем стать после его употребления. Так зачем делать это именно сейчас?