К счастью, дверь открылась. Мне отчаянно захотелось сбить мужчину с ног и броситься бежать — но куда? Забраться еще дальше от дома было невозможно. Более того, в эту секунду наш мир фактически не существовал.

Здоровяк повел нас обратно по опустевшему коридору. Мы пришли к еще одной каменной двери; когда она открылась, перед нами оказалась шахта примерно такого же размера, как и шахта большого грузового лифта. Она уходила вниз; ряд лампочек исчезал во мгле в сотнях футов под нами.

Над краем шахты появились тонкие черные ноги, каждая длиной с меня. Я отпрыгнул, наступив на котенка, который шел за мной по пятам. Котенок пискнул. Здоровяк положил мне руку на плечо, пытаясь успокоить.

Это оказались ноги паука.

Паука размером с фургон.

Он вылез по противоположной стене шахты; его тело аккуратно заполняло все пустое пространство, словно так и было задумано. Паук направил в нашу сторону огромное выпуклое брюшко. Оно треснуло и раскрылось, и мы увидели довольно чистую, молочно-белую полость. В ней мигал свет.

В этой огромной полости можно было стоять в полный рост. Здоровяк зашел в паука и пригласил нас присоединиться к нему. Я тут же решил, что никогда, никогда не сделаю это. Джон полез внутрь, за ним собака, а за ней пушистые котята, так что у меня не осталось другого выбора. Я забрался внутрь этой твари, и полость закрылась, отрезав нас от внешнего мира. Секунду спустя паук дернулся, и мы поехали вниз.

— Ты думаешь о том же, что и я? — спросил Джон.

— Если бы это увидел Франц Кафка, то у него бы крышу снесло?

— Ну да.

Здоровяк, похоже, намеревался продолжить свою лекцию.

— Мы на пороге семьдесят седьмого года новой эры, эры управления и просвещения. Мы добились огромных успехов. Почти все необходимое мы получаем из энергии живых существ — самой мощной силы во вселенной. Жизнь — это энергия, которая управляет всеми остальными видами энергии. Человек может расщепить атом, отправиться к звездам и — уже скоро — будет способен перейти из одной реальности в другую. Но вселенским двигателем является именно жизнь.

Мы ехали еще несколько минут, а затем, к моему облегчению, паук раскрылся и выпустил нас в просторную комнату со сводчатым потолком, похожую на предыдущую — или на подземный комплекс из нашего мира. Джон пихнул меня локтем и указал на ряд окон вверху — в больницах такие стоят между операционной и зоной наблюдения. За окнами толпились голые люди в капюшонах. Я подумал, что эти люди, наверное, купили билеты, чтобы увидеть нас. Тех, кто стоял в первом ряду, толпа прижала к окнам так, что мошонки расплющило по стеклу. Я не сомневался, что еще увижу это зрелище в своих кошмарах. Под окнами, вдоль стен, тянулись ряды прозрачных резервуаров, похожих на гигантские стеклянные банки, наполненные темно-красной жидкостью. Я собирался спросить у здоровяка, что это за жидкость, но он исчез за очередной дверью и призвал нас следовать за ним. Мы пошли по коридору через еще одну дверь, и тут меня накрыла вонь.

Сильный запах серы застрял в легких твердым комком. Мы вышли на мостик, висевший над бескрайней тьмой, простиравшейся в обоих направлениях. Я остановился, вытянул шею, посмотрел вверх, вверх и вверх, а затем вниз. У существа, которое выросло передо мной, не было ни конца ни края.

О боже…

— Джентльмены, — сказал здоровяк. — Перед вами находится то, что видели только избранные. Вы смотрите на величайшее творение мистера Руни, которое теперь является источником абсолютной мудрости и силы для всего сущего. Джон, Дэвид, познакомьтесь с Корроком.

На этом месте я всегда запинаюсь. Когда я хочу вызвать в памяти образ Коррока, все, что я вижу — это комок дряни, скопившейся в раковине, массу из жира и волос, через которую много лет текла грязная вода; вся грязь мира, которую кто-то вытащил из канализации, сложил в кучу размером со статую Свободы, а затем оживил с помощью безумной энергии, которая подпитывает толпу линчевателей. Коррока было невозможно разглядеть. Он представлял собой беспорядочную груду обнаженных органов, волокон, болтающихся рук и ног с культями, сочащихся отверстий, покрытых слизью шаров и черных наростов, по поверхности которых, словно по нефтяному пятну, плавали радужные разводы. Каждый дюйм тела Коррока находился в движении. Я глазел, глазел и глазел на него и в конце концов понял, что мой мозг не вмещает в себя все это.

В моей голове послышался тонкий детский смешок.

«Добро пожаловать, — сказал голос. Казалось, говорит какой-то младенец. — Твой крантик вживую даже меньше, чем я думал».

Голос захихикал.

«Это Коррок?» — подумал я.

Если я чуть-чуть изменю биохимию твоего мозга, ты станешь педофилом.

«Что тебе нужно?» — спросил я мысленно.

Только не большой черный член. В этом мы с тобой расходимся.

Длинный громкий смех, пробравший меня до костей. Джон разговаривал со здоровяком — и они, похоже, не понимали, что происходит.

«Убирайся из моей головы, — подумал я. — Не хочу терять время на разговоры с тобой».

Я — КОРРОК. В горах Уругвая коза попадает копытом в яму, и с треском ломает ногу. Осколок кости торчит, кровь заливает белую шерсть. Коза стоит так три дня. Наконец приходит волчица с волчонком в зубах. Она кормит волчонка, отрывая от козы куски шкуры и мяса. Коза чувствует это, и кричит, кричит от боли. Ни коза, ни волчица, ни волчонок не понимают, что они — детали механизма. Я возвышаюсь над всеми и зову всех «пидорами». Я КОРРОК.

«Да пошел ты. Ты просто тварь, которую вырастили — огромная, дурацкая куча. Тебя, похоже, создавали целым комитетом».

Долгий, громкий детский смех.

Дэвид Вонг, сын сумасшедшей проститутки и умственно отсталого коммивояжера. Во Вселенной существует множество, множество миров, бесконечное множество, недоступное твоему воображению. Ты встретишь меня в тысячах тысяч миров. Я перехожу из одного измерения в другое, я огромен, словно звездное небо. Меня приглашают. Меня производят на свет. Скоро это произойдет и в твоем мире; люди работают без устали, приближая этот миг. Они зовут меня в свой мир, потому что желают того, что могу дать только я. На этой планете семь миллиардов людей отмечены моим знаком. Я повелеваю почти половиной бесконечного множества миров.

И тогда я впервые увидел, как движется тьма в комнате. Черные фигуры, люди-тени, эти крошечные ничтожества кружились, словно дым на нефтяном пожаре, закрывая собой Коррока. Они двигались по нему и сквозь него, через каждое отверстие и складку кожи. Апостолы тьмы. Я услышал какой-то звук, понял, что ко мне кто-то обращается, и повернулся к здоровяку.

— …величайшее благо для величайшего народа, — заканчивал он свою речь. — Значит, вы понимаете. Если Коррок вынес решение, вопросов быть не может. Разум всех людей, которые когда-либо жили, все ваши мыслители, писатели, философы и учителя — все это не стоит даже одного узла нейронной сети Коррока. Мы убедились в этом на горьком опыте.