Оказывается, их фотографировали тогда, на дне ее рождения. Непременно попросить у Маши те фото… Когда играла музыка, и он всё твердил про себя, что нужно пригласить ее на танец: ведь никто не пришел, а у нее день рождения, и музыка играет, и должен же кто-нибудь пригласить, а никого нет, кроме него… Так и не решился, дурак. Она сама его пригласила. И надо увидеть те фотки, чтобы проникнуться, как это было здорово, как немыслимо ему повезло тогда. Потому что на самом деле весь танец он думал только о своих ногах сорок девятого размера: не наступить!.. ну не дурак ли? А потом они сидели на диване. Близко. Так близко, что он дотронулся до нее локтем, чуть-чуть — ей вполне могло показаться, будто случайно, — подвинув руку…

Всё это по-настоящему было. А настоящие вещи всегда кончаются.

Фотограф Маша смотрела на него, склонив голову косичками к плечу. Так, будто всё понимала. Улыбнулась, поймав его взгляд, и пришлось срочно изображать улыбку в ответ.

И сразу же прорезался Толик:

— …Брадай. Он у нас пойдет отдельным подзаголовком, совершенно темный элемент. Лично меня он не очень-то убеждает в роли случайной жертвы теракта, организованного опять-таки ради наследства Лилового полковника! Что он там делал, неясно, Машка его в вестибюле не видела. Но самое интересное начинается потом. Наш телезвездун пропадает без вести, это все знают. Так вот. Он смывается в какой-то отстойный кемпинг, прихватив с собой для верности Машку…

— Ему была нужна шестерка, — скороговоркой вставила девушка. — С камерой.

— Вот. А затем отправляет ее следить угадай за кем!.. И только после того, как Машка сообщила ему, что дочь Лилового полковника вернулась в Исходник…

— Понял, что обломался, — сказала Маша мрачно и злорадно.

— Спрашивается вопрос, — перебил Толик. — Нафига? Какого хрена он прятался, покупал Машке оптику, транжирил время и бабки, и в конце концов остался с носом?! Спорим, не угадаешь. А я поразмыслил, сопоставил, сделал концептуальные выводы. Именно тогда, когда исчез Брадай, мне позвонили… ну, эти… и дали понять, что теперь я — их основной вариант. Сечешь фишку?!

Стар усмехнулся:

— Вроде бы. А до того ты был у них дублером, да?

Маша прыснула:

— Я ж думала, чего ради ты имидж сменил?

— На себя посмотри, — огрызнулся Толик. — Я не о том. Получается, он работал на них, а потом взял да и кинул.

— Какая разница, если и они обломались, — сказала Маша.

— Ага, — Толик наконец присел, выпятил грудь и потрогал мобилку на шнурке. — Что-то давно их не было… Не звонят.

Стар подумал, что сейчас по законам жанра мобила должна взорваться музычкой, а Толик — судорожно отдернуть руку, словно от ожившей дохлой змеи. То же самое, кажется, пришло в голову и Маше; их взгляды пересеклись, и Стар негромко засмеялся вместе с ней.

Мобилка молчала.

Все остальные тоже.

— Ладно, — сказал Стар. — Спасибо, что зашли. Классная у вас будет статья. Газетку занесете?

— По-любому, — Толик встал. И тут же снова хлопнулся на табурет, будто не хватило горючего для взлета. — Блин! Совсем забыл.

— А может, не надо? — бросила Маша.

— Надо-надо, — Толиковы глаза разгорелись еще ярче, а секундой позже к ним присоединился огонек диктофона на груди. — Там же еще одна темка намечается на подзаголовок. Про девчонку-убийцу.

— Чего?

До Стара не дошло. Ни сразу, ни после того, как журналист поинтересовался, что он может сообщить по данному поводу. Маша встала и, возвышаясь над Толиком, настойчиво тянула его за рукав. Толик не велся, а до Стара всё никак не доходило; наверное, он просто устал. Наползала тупая боль в затылке и груди, на слух наложился шуршащий фон, а на глаза — мутный фильтр, постепенно размывающий резкость. Хотелось спать. Они ведь уже обо всем поговорили.

— Ты же с ними в одном классе учился, с обеими. Они еще тогда что-то между собой не поделили, да? Или кого-то?

— Толик, пошли. Хочешь, чтобы тебя снова медсестра вытолкала взашей? Какая еще девчонка? Ничего подобного там не…

— Машка, ты не втыкаешь. Она сама вчера призналась. На этом самом месте.

И укололо длинной иглой в висок, тряхнуло током, подбросило на постели: Дылда!!! Дылда, которая… надо ж было ей так влипнуть, и почему она по жизни такая невезучая? Блин, Толик, идиот, ну как тебе объяснить…

— Никого она не убивала, — выговорил Стар. — Просто так сказала… просто.

— Гонишь, журналист был разочарован. — Она что, того?.. крейзи?

Стар сморгнул, прогоняя пелену перед глазами. Поймал Толика в фокус, зацепился взглядом за его зрачки и сказал негромко, раздельно:

— Сам ты крейзи. Дылда… то есть Катя, если хочешь знать, она отличница, самая умная девчонка в классе… И добрая, отзывчивая, и готова принять на себя всё что угодно, лишь бы…

Замолчал, припоминая, что бы еще хорошего сказать про Дылду. Но вместо отдельных черт из школьной характеристики она всплывала в памяти вся, целиком, объемная, живая. Вчера она правда сидела на том самом месте, где сейчас Толик. Сидела очень прямая, без очков, со сломанной рукой на перевязи. А на уровне его глаз были ее ноги, такие длинные-длинные… красивые.

И она тоже убежала, не попрощавшись.

Ладно, с ней-то еще увидимся.

— Короче, ты не поймешь, — устало бросил он. — Но если черкнешь про нее хоть строчку… я тебя достану и в Срезе, и в Исходнике…

— Поймет, не дурак, — усмехнулась Маша. — Так, прикидывается.

Толик, вставая, пожал плечами:

— Да ну тебя… Вообще-то оно к тому материалу не очень и клеится.

Заглянула медсестра, и он поспешно добавил без паузы:

— Уже идем.

Прикрыв глаза, Стар слушал, как удаляются по гулкому коридору их шаги. Все-таки здорово, что они к нему зашли. И обещали заглядывать еще… неплохо бы. Хорошие они ребята. Всё у них получится.

* * *

— Я больше не могу! Ева!! Ты слышишь?! Не могу!!!

Тяжесть, оседающая в снег, тянущая ее за собой. Выпустила на мгновение — бессилие, слабость, я тоже не могу!.. — опустилась рядом на колени, по колено… Подняла голову, отыскала взглядом высокую фигуру в снежной мгле:

— Тогда я дальше не пойду.

— Эва!!!

— Я сказала, не пойду!

Злорадная усмешка внизу, у ног. Уже припорошенная снегом. Поднял руку, обтерся ладонью, но ухмылка осталась. По правде говоря, он вполне заслужил, чтобы бросить его здесь. И уж точно не заслужил, чтобы вот так тащить его за собой, на себе… неизвестно куда. Но других вариантов всё равно нет. И нет смысла.

— Ева, — Брадай вернулся, навис над ней, крича почти в ухо. — Это бессмысленно, как ты не понимаешь?! Мы все здесь замерзнем! Тупо, нелепо замерзнем все, если не по пробуем найти дорогу…