– Это кухня. – Лаэн указала на освещенные окна первого этажа. – Идти через нее быстрее, но и опаснее. Там постоянно кто-то вертится. А это спальня Йоха. – Она показала на четвертый этаж.

– Не спится в такое время. Явно совесть нечиста, – пробормотал Гаррет. – Предлагаю войти вон через ту дверь.

– Она освещена фонарями, – возразил я.

– И что? Тебя пугает свет? Не бери в голову, – беззаботно отмахнулся вор.

– Нам потребуется преодолеть только оранжерею, и мы окажемся в нужном крыле, – поддержала его Лаэн. – Иначе придется идти через весь дом, а это чревато нежелательными встречами и…

– Посмотри на балкон, – мягко прервал я ее. Там сидел человек с арбалетом на коленях.

– Он спит, – возразил Гаррет. – Тоже мне сторож.

– Он может проснуться. К тому же неизвестно, сколько охраны ходит вокруг дома.

– Основная часть должна быть у ворот и парадного входа. Никто не ждет, что из амбара полезут незваные гости.

– Хорошо, – решился я. – Сделаем так, как ты говоришь. Я вас прикрою.

Они двумя тенями выскользнули из-под деревьев. Топча клумбы, преодолели опасный участок и оказались возле двери. Гаррет занялся замком, Лаэн внимательно следила за углом дома, откуда в любой момент мог кто-нибудь появиться. Стражник с арбалетом даже не пошевелился. Воистину, крепкий сон дураков – наш самый лучший союзник. Настала моя очередь бежать. Вор в этот момент как раз справился с дверью.

Мы оказались в слабоосвещенной галерее первого этажа, где горел каждый пятый из масляных фонарей на стене. Их огоньки робко дрожали, еще больше сгущая разлившийся здесь полумрак. Пол оказался застлан толстым ковром. По правую руку располагалась череда закрытых дверей, по левую – высокие окна.

Я шел первым, за мной, внимательно прислушивающийся и разом ставший серьезным, вор. Больше никаких шуточек и никаких странностей. Молчалив и собран, как и мы. Лаэн замыкала шествие, то и дело поглядывая назад.

Галерея привела нас в оранжерею.

Йох любил листики-цветочки, особенно редкие. Это была одна из его страстей, и он доставал редкие кусты в далеких странах за баснословные деньги.

Какая-то облезлая пальма, подозрительно шевелящиеся лианы, карликовое дерево, воняющий тухлым мясом огромный цветок, горящие тусклым светом, словно светляки, листья пушистого куста. От непривычных запахов ужасно хотелось чихать. Лаэн засмотрелась на сияющий куст и едва не перевернула крынку с каким-то колючим, ужасно похожим на облезлый огурец, растением. Гаррет вовремя подхватил накренившийся горшок и водрузил его на место, укоризненно посмотрев на нас.

– Глядите под ноги, – прошептал он.

Мы покинули оранжерею и вышли в небольшой зал с затухающим камином и картинами на стенах. Прямо напротив выхода – облицованная белым мрамором лестница, ведущая наверх. Как и все полы в доме, покрытая ковром.

– Дальше кухня. Нам наверх, – тихо сказала Лаэн.

– Иду первым. Вы за мной.

Держа наготове лук, я вошел в зал и, не торопясь, начал подниматься. На втором этаже остановился. Огляделся. Подождал компаньонов. Поднялся на третий. Затем на четвертый. За все время в доме мы не встретили ни души. Я уже, кажется, говорил про сон. Он хороший союзник. Сейчас был такой нар, когда слишком поздно для того, чтобы не спать, и слишком рано, чтобы просыпаться. Минимальный риск.

– Спальня Йоха там. – Лаэн указала в нужном нам направлении. – Через коридор, две комнаты и приемную.

– Ты еще с нами, вор? – спросил я.

– Слишком «мокро», – поморщился он. – Я, с вашего позволения, порыскаю по окрестностям. Может, найду что-нибудь интересное.

Я с сомнением покачал головой:

– Нарвешься.

– Ничего подобного. Мне надо всего лишь несколько минок. Догоню.

– Оставь его. У нас свои заботы, – сказала Лаэн и затем предупредила Гаррета:

– Только учти, искать и ждать тебя мы не будем.

Он кивнул и направился в противоположную от нас сторону. Я проводил его взглядом, затем вздохнул:

– Не стоило отпускать.

– Он может нам помешать. Пускай идет.

Я неуверенно нахмурился. Если он наткнется на хозяев, то точно нам помешает. Но не стал спорить и пошел следом за ней. Две следующие комнаты оказались пусты, зато в приемной находились трое. Один скучал у дверей. Двое сидели у очага, за маленьким, уставленным фруктами, столом и играли в кости.

Увидев меня, парень у двери распахнул от удивления рот и тут же получил в горло срезень. Это гарантировало, что он не заорет и не поднимет тревогу. Во все стороны из страшно развороченной широким наконечником шеи ударила кровь. Охранник рухнул на колени и, спустя уну, уже мертвый, оказался на ковре, который приглушил падение тяжелого тела. Арбалет Лаэн противно щелкнул, и сидящий к ней спиной человек упал лицом в вазу с морасским виноградом. Его товарищ отчего-то швырнул в нас игральные кости, затем, схватив лежащий на столе короткий меч, вскочил и умер от второй стрелы.

Несколько ун и три трупа. Никто из сторожей не успел издать ни звука. За семь лет бездействия мы не растеряли навыков и работали слаженно и быстро. Лаэн перезарядила арбалет, кивнула в сторону двухстворчатых дубовых дверей с бронзовыми ручками, которые вели в спальню Йоха. Ее глаза в прорезях маски горели недобрым синим огнем.

Я кивнул в ответ, достал из колчана новую стрелу, положил на тетиву и встал напротив входа. Лаэн перешагнула через покойника, стараясь не наступить на впитывающуюся в ковер кровь, подошла к спальне. Надавила на дверную ручку и, толкнув дверь, плавно «ушла» в сторону, освобождая мне дорогу. Через миг я уже стоял в комнате, где от горящих свечей было достаточно ярко. Йох на огромной кровати с кроваво-красным пологом и белыми простынями оказался слишком занят рыжей девицей и не сразу понял, что стряслось. Бабенка увидела нас первой и, испуганно пискнув, шарахнулась в дальний угол, натянув одеяло до самого подбородка. Йох Трехпалый – высокий, широкоплечий, еще совсем не старый, с красивым утонченным лицом, аккуратной бородкой и желтоватой кожей жителя Урса, грязно выругался и, увидев нас, застыл.

Маски не ввели его в заблуждение. Он знал, кто к нему пришел и зачем. Несколько долгих мгновений мы смотрели друг на друга. Йох криво улыбнулся побелевшими губами, сел на кровати, с вызовом посмотрев на меня. Решив отомстить мне за два отрубленных пальца, он рискнул, поставил свою жизнь против наших и проиграл. Я ничего ему не сказал. Никаких высокопарных, злорадных или торжествующих слов. В этом не было нужды. Он был умным малым и прочитал приговор в моих глазах.

Я выстрелил прямо ему в сердце. Стрела прошла насквозь, и мелкие капли крови попали на простыни и подушки. Трехпалый завалился на правый бок и, спустя мгновение, умер. Девчонка тихонько и обреченно захныкала.

– Не вздумай орать, – строго сказала ей Лаэн.