Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кивнул коту, как старому приятелю. Прощай, старина! Спасибо, что потратил на меня изумрудный взгляд. Кот хмыкнул, исчезая в пунктирных траекториях ног и дорожных сумок.
Многие люди мечтают в следующей жизни стать кошками. Но вот вопрос: а хотят ли кошки становиться людьми? Слишком уж много сомнений на этот счёт я уловил в прощальном его взгляде. Потом я сделал несколько шагов и оказался у края перрона.
Поезд ждал, я должен стать его пассажиром. Всё остальное терялось в вокзальной сутолоке. А где-то там, позади, обозначенный слабым ветерком, веющим в затылок, остался погонщик – страх, который привел свой караван к нужному месту. Я не понимал, чего боюсь, но знал: сюда мне уже не вернуться. Никогда. Потому что впереди самое главное моё путешествие. И самый большой контраст из всех возможных.
Когда я коснулся вагона, тот показался живым организмом, существом, чья теплая плоть укрыта слоями металла и краски. Багажа у меня нет. Разве что пакет с затертым рисунком. Где-то там, по ту сторону вокзала, мне пришлось оставить все-все воспоминания, а к ним в придачу любые вещи, напоминающие о прошлом. Ведь прошлое умеет прятаться. В старую фотографию. В памятную надпись на вазе. В двойной Виндзор шелкового галстука. Так что ни галстука, ни рубашек, ни даже тапочек. В пакете нашлись лишь бутылка с водой, журнал с кроссвордами, ручка, носовой платок, бритва, крем до и после, зубная паста, щетка, флакон одеколона. Ещё там оказались очень горячие пирожки, обернутые несколькими слоями салфеток. Наверное, прикупил их совсем недавно, прямо на перроне. Жаль, не поделился с таинственным мурлыкой. Из нагрудного кармана выглядывал уголок железнодорожного билета. Всё.
Никаких ключей, потому что для меня не осталось дверей. Я умудрился закрыть последнюю. Из денег – невнятная мелочь и парочка затрепанных банкнот. Ко всему этому прилагалась весьма ощутимая головная боль. И проводнице пришлось выдать мне маленькую таблетку. Она забрала билет, она сказала, что если боль не утихнет, даст ещё одну таблетку, но позже. И я шагнул внутрь. Так всё и началось. Ну, а дальше… Дальше поезд начал набирать ход.
В купе никого. Я и раньше путешествовал в поездах дальнего следования. Эта мысль высветилась, как табло с подсказками. И знал, что пассажиры в таких поездах образуются согласно правилам рыбьего нереста. Не все сразу, а понемногу. Головная боль утихла, но раз дело к вечеру, все равно решил просить у проводницы вторую таблетку, потому что боль, как всё ненужное, имеет свойство возвращаться. Выяснилось, что пока я единственная икринка в железном брюхе вагона, а купе проводников оказалось закрытым. Что ж, такое случается. Зачем проводнице скучать в вагоне, где всего один пассажир, да и тот странный, с головной болью вместо багажа? Наверное, и взгляд у меня был странным, когда я садился. Блуждающий, как у вора-карманника, или затравленный, как у человека, преследуемого лучшей гончей в мире – собственной совестью. Ведь совесть не нуждается в памяти. Память для разума. А на самом деле мы думаем душой. Если верно думаем, тогда нам хорошо. Если думаем неверно, нам плохо. И тут уж ни деньги, ни блага, ни водка, ни роскошь, ничего… Нам будет плохо, пока не научимся думать правильно. Душой. Чтобы улыбаться просто так.
Я, кажется, думал плохо. Мне совесть грозила из тайников сердца острым пальцем. Не терзай, ещё сочтемся, захотелось сказать собственной совести. Что толку от этих терзаний, если я ничегошеньки не помню? И она услышала и отпустила меня.
Поезда дальнего следования вовсе не похожи на пригородные электрички. И главное отличие в том, что им не приходится обнюхивать, словно приблудным собачонкам, каждый полустанок с покосившейся скамьей и разбитым фонарем. Здесь от остановки к остановке проходит намного больше времени. Я вернулся в купе, где обнаружил лежащий на нижней полке комплект постельного белья. Явный знак, что проводница скоро не появится, хотя я рассчитывал сразу и на чай, и на осторожный разговор: ведь, чёрт возьми! я не обратил внимания, куда направляется поезд. Да что там – куда? Я не догадывался даже, откуда мы отправляемся. Для меня это просто географическая точка с названием «Вокзал». Но признаться напрямую в беспамятстве тоже почему-то не мог. Или не хотел. Впрочем, до разговоров ещё дойдет, успокаивал я себя, а бельё в поездах именно так и выдают, сразу же, не дожидаясь ночи.
Я открыл журнал наугад, на страничке с кроссвордом, где все слова по пять букв. Такой кроссворд не мог быть слишком сложным для разгадывания, что вполне меня устраивало. Жаль, не нашлось ещё и жареных семечек. Семечки к кроссворду – как вобла к пиву.
Первое слово, название транспортного средства, с помощью которого души мертвых переправляются через Лету и попадают в Аид. Ладья. Или лодка. Разница небольшая, потом проверю. Имя перевозчика? Харон. Дева-воительница, богиня войн и искусства, по имени которой названа столица… Афина. Крылатый конь? Пегас.
Совсем простой какой-то кроссворд. Может быть, оно и к лучшему. Я отложил его покамест в сторону и застелил постель. Вечер уже спешил на хромых ногах, спотыкаясь о просеки и столбы электропередачи. Он пел вместе с вагоном долгую песню с простым и запоминающимся припевом: «ту-дук-ту-дук, ту-дук-ту-дук». И в эту частушку басовито влетал гудок локомотива. Во мне проснулся железнодорожный инстинкт путешественника, и захотелось чая. До невозможности. До злости. До детского крика «хочу!» Когда же вернется проводница?
Вагон раскачивало, он звучал, скрипел, но я услышал звук льющейся воды, то, как она журчит из крана и стекает струйками на поддон. В вагонах ведь стоят такие штуки, в них делают кипяток. Я вышел из купе, в коридоре никого не увидел, а кран оказался открыт, и вода действительно лилась, то на поддон, то на пол. Я подошел, в задумчивости поиграл краником, поворачивая его из стороны в сторону, закрыл. Затем сходил в туалет, а когда вернулся в купе, на столике обнаружил стакан с чаем в красивом металлическом подстаканнике. На блюдце лежал чуть надорванный пакетик с заваркой, парочка печений и кусковой сахар-рафинад. Что ж, рад, что мои желания исполняются. Может, проводница никуда не уходила? Поставила греться воду, закрылась в своем купе и, услышав, как я хожу туда-сюда, поняла, о чем я мечтаю? В конце концов, кому, как не проводникам, знать все повадки и желания пассажиров? Я снова взялся за кроссворд.
Легендарный король, собиравший рыцарей за круглым столом, доставший меч из камня. Царица, послужившая причиной Троянской войны. Музыкальный инструмент шамана.
Артур. Елена. Бубен.
Свет в вагоне начал тускнеть, ночь за окном накинула фиолетовый капюшон.
Ага, вот и первая загвоздка. Нимфы родников, источников и рек. Тоже пять букв, если бубен, то первая Эн. Не помню. Не знаю. Не сейчас.
Ночь образовала коридор неясных теней. Я снова прогулялся до купе проводницы, оно оказалось запертым. Прислушавшись, не уловил ни звука. Разделся, выключил свет и попытался уснуть. Головная боль не возвращалась, но мысли летали нечеткие, разорванные, летали неровно, шарахались из стороны в сторону, бились в окно, будто мотыльки с обожженными крыльями. Амнезия надежно скрыла всё произошедшее до момента бегства. Я слышал, если человеку довелось пережить нечто ужасное, наступает спасительная забывчивость. Защитное свойство сознания. Нет воспоминаний – нет проблемы. И поезд мчал куда-то вдаль, сквозь ночь и вьюгу.