litbaza книги онлайнИсторическая прозаБез Вечного Синего Неба. Очерки нашей истории - Мурад Аджи

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 97 98 99 100 101 102 103 104 105 ... 148
Перейти на страницу:

Поэтому ни о чем не жалею, что было, то было. За инакомыслие мое имя внесли в «черный список» ЦК КПСС, но пережил и это. Жаль, конечно, что не все из написанного опубликовал. Зато чванливая околонаучная суета обошла меня стороной… Я не озлобился, не спился, потому что не опускал рук, работал, всегда искал что-то новое, даже когда дома месяцами молчал телефон, когда на улице не узнавали знакомые, отворачивались вчерашние друзья. Так и шел вперед «полынным» своим путем. Шел, потому что по-прежнему верил в слова бабушки и в предначертание Судьбы. Небо берегло для другого дела – очень важного, и я чувствовал это не седьмым, а каким-то девятым чувством.

Работа, работа, работа занимала мое время, она спасала от опрометчивых поступков, но делала одиноким, замкнутым на своих рукописях. И слава Богу!

Чтобы быть понятнее, даю здесь отрывок из книги «Сибирь: XX век», изданной в 1983 году, где налицо мое «юношеское» познание истории. С него, признаем сразу, полного незнания, начинал я исследование истории Евразии. Не стыжусь той своей слабины. Что поделать, если нас так научили в школе, оно, то незнание, и делает зримым путь, который удалось пройти.

Мир прошлого, его тайная летопись открылась лишь потому, что я желал узнать о нем – узнать о себе, своем народе, своей стране. С чистотой в помыслах отбирал и анализировал исторические факты. Анализировал. Не придумывал. Мне была чужда политика, я исследовал Время и себя. Не на заказ. А диссертация по экономико-математическому моделированию и анализу макросистем позволяла свободнее дышать: известные факты выстроил в математически строгий ряд, или логическую модель. И – открылась тайная летопись, появились аргументы для утверждений.

Многое стоит за желанием узнать, ради этого желания горы свернешь, ни перед чем не остановишься… Ведь в мире нет ничего прекраснее правды! Словом: читайте здесь и «раннего» Аджиева, и «позднего» Аджи. Мне не стыдно ни за того, ни за другого.

Да, я так написал свою «Сибирь: XX век», потому что после школы знал лишь московское прочтение истории. Ну и что? Зато потом добыл новое знание, пройдя «дистанцию огромного размера», с Божьей помощью освоил terra incognita, обжился там… Замечу, на это, вернее на написание «Полыни Половецкого поля», Судьба отвела мне десять лет. И каких! «Новый мир» учил меня жизни.

Первым там был очерк о Таймыре, благополучный, спокойный. Редакции он понравился широтой кругозора, его напечатали, и я получил кастовое звание «молодой публицист», что позволяло выступать в журнале наравне с мэтрами. Тогда и написал очерк «Пульс ее жизни», о Москве, его тоже привожу здесь, он вышел в свет поздно, в сборнике московских писателей. За очерком стоят события, едва не перевернувшие мою жизнь. Меня отправили на учебу-семинар «молодых публицистов», или в подмастерье к двум зубрам советской публицистики, один из «Правды», другой из «Литературной газеты». Отправили для повышения квалификации и огранки пера.

Было нас, учеников, человек семь – десять. Молодых, преуспевающих, каждый со своим характером, каждый преисполнен гордостью за то, что выделили его, посчитав лучшим в Москве… Кому ж такое будет неприятно?

Поначалу и мне все нравилось – обстановка, люди. Собирались в Каминном зале ЦДЛ, при полумраке… Но чем больше слушал «старших товарищей», тем отчетливее понимал – творится неладное. Семинар заключался в критике работ каждого из семинаристов, по очереди, любой ценой надо было найти «ошибки» и, не щадя, ужалить автора, выставив его на посмешище. И так из раза в раз. То есть учили, как в полицейской академии, придраться к фонарному столбу.

Руководителям семинара, как понимаю теперь, поручили сколотить «бригаду» для горбачевской перестройки (один из нас потом стал перестроечным министром, другой – зам. главного), но тогда я ничего не понимал, со мной играли втемную. Настроения эти встречи не поднимали, и я перестал их посещать. А очерк о Москве остался, он был написан как домашнее задание – показать, что даже в такой избитой теме, как «жизнь города», можно найти свое, неожиданное.

Потом был очерк о Московском автозаводе имени Лихачева, где с откровенностью ребенка показал: ЗИЛ в скором времени ждет крах. Очерк опубликовали в «Новом мире». А это было время, когда завод гремел на всю страну, его посетил Брежнев, музыка победных фанфар не умолкала там ни на день. Естественно, грянул скандал. Меня куда-то таскали, выясняли, кто надоумил написать «такую чушь». Редактору дали выговор, но даже эта строгая мера ничего не изменила. Вскоре ЗИЛ развалился по схеме, описанной в очерке: морально устаревшие грузовики никому не нужны, эту мысль нес мой «неправильный» очерк.

То была первая аналитическая работа, она вдохновила на новый шаг. Захотел сделать материал о закромах родины, точнее – о Продовольственной программе СССР. Интересно же. С партийных трибун много говорили о закромах, которые ломятся от продовольствия, в то время как магазины стояли пустыми, очередь за продуктами люди занимали с ночи… Материал о продовольственной «черной дыре» получился убедительным, он был написан под впечатлением поездок на животноводческие комплексы, в совхозы, на продовольственные базы, в магазины. Год работал над текстом, но его побоялись взять даже самые смелые журналы. А на дворе шумела горбачевская перестройка, СМИ заказывали «негатив», иные сами придумывали его.

«У вас уровень правды не тот», – объяснили мне в «Новом мире»… (Точно такие слова я услышал много лет спустя при других обстоятельствах.) Те слова стали последними, больше в журнале меня не публиковали и занесли в «черный список». Очерк навсегда закрыл «путь в высшее общество».

Я не удивился, когда по звонку из ЦК в издательстве «Мысль» рассыпали набор моей книги «Подсказывает солнце», о новых источниках энергии, где излагал тему своей докторской диссертации… Как весточку из того времени, даю здесь дорогой моему сердцу очерк о тяжелой воде (в самом прямом смысле тяжелой!). Ее «месторождения» я случайно встретил в Сибири и по простоте души подал заявку на открытие неизвестного науке физического (природного) явления.

Эту секретную тему, связанную с дейтерием (сырьем для водородной бомбы и топливом для водородной энергетики), после вызовов в высокие кабинеты заставили забыть. И я забыл. Но не все. И не навсегда. Помню имя академика, самого бездарного из советских академиков, – его настойчиво предлагали мне в соавторы открытия. Помню угрозы, когда я отказался от сделки и «сытого писательского благополучия». Пережил и это.

Может быть, поэтому не трогали потом? Чтобы не связываться?.. Кто знает.

Увлечение тяжелой водой, даже с оскорбительным финалом, считаю полезным. Оно раздвинуло мой жизненный простор, научило работать с книгами из незнакомых областей науки (я приходил из библиотеки без сил, но довольный, когда что-то удавалось)… Через несколько лет я все-таки опубликовал очерк о тяжелой воде, считая это делом принципа. Помогла перестройка. Шел 1989 год. В тот год неожиданно для меня самого появилось новое увлечение – я увлекся этнографией.

Но это была еще не моя «тюркология».

Как на крупное событие в своей жизни смотрю на серию этнографических статей, потому что с ней тоже связано много и личного, и гражданского. Каждый очерк по-особо-му дорог: каждый открывал мне потерянный мир, а я открывал его читателю… Что тут много говорить, читательскую почту в редакцию носили мешками.

1 ... 97 98 99 100 101 102 103 104 105 ... 148
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?