Даже простое сопоставление природного комплекса с нашим, хозяйственным, показывает, что последний не является… комплексом. Верней, является, но каким! Раз он практически не содержит в себе цикла переработки и утилизации, то это напоминает ситуацию плода в чреве матери. Вот его подлинное место в более общем планетарном комплексе! Организм земной природы вынужден брать на себя все возрастающие нагрузки, к которым он не приспособлен, ибо это давно устоявшаяся, без излишеств отрегулированная, работающая сама на себя система. Конечно, природа может принять на себя и дополнительное бремя… И за счет часов можно получить какую-то иную, помимо показа времени, работу, но при этом не следует ожидать от них точного хода.

Еще Гиппократ говорил: «Устраните причину, тогда пройдет и болезнь». Причина недомоганий природы ясна, очевидны и способы лечения: хозяйственные комплексы должны стать замкнутыми, самостоятельными хотя бы в той мере, в какой ребенок самостоятелен по отношению к кормящей матери.

Но прежде чем остановиться на этом подробней – одно небольшое отступление. Сами того не замечая, мы часто впадаем в грех утилитаризма. Производство, производство! Будто этим дело исчерпывается… Охрана природы не есть защита птичек или повсеместный запрет охоты. Птички, в отдельности мало кому нужные, равно как и лоси, не занимают в нашем рационе никакого места, а береза – в топливно-энергетическом потенциале. Однако мы защищаем эти деревья, этих зверей и птиц от нашего собственного экологического бескультурья только лишь потому, что они являются, пусть иногда маленькой, но необходимой и незаменимой частью того великого комплекса, имя которого Родина.

Родина – это еще и то место, то окружение, в котором родился и вырос человек, в котором шло становление его личности. А дворики или березы, горы или море, даже обыкновенные воробьи – есть не что иное, как факторы комплекса, который формирует духовный мир человека. Ленинградец и одессит, иркутянин и москвич при всей общности их склада имеют свои черты характера – и это не случайно.

Однако и отдельные, пусть даже как будто бесполезные животные и птицы – не просто «элементы комплекса». Чем ценен бобр? Многие, конечно, ответят, что прежде всего мехом, и ошибутся. Дороже всех мехов способность бобров строить плотины на малых реках, создавать озерца, регулировать водотоки. Есть бобры – никакое бурное весеннее половодье не помчится все сметающим потоком; излишек воды будет задержан и станет питать речку в сушь. А на созданных бобрами озерках будет и рыба, и ондатра, и водоплавающая дичь. Вот эта роль бобра как регулятора важного и для человека комплекса куда существенней ценности его меха.

Какое множество речек можно переустроить – что и делается – с помощью бобра! А от малых речек зависит питание больших, смыв плодородного слоя, эрозия почвы…

Когда-то человек в силу экологической неграмотности, или алчности, или «голодной необходимости» не только свел число бобров к минимуму, но и истребил, например, зубра. Казалось бы, зубр пригоден для человека лишь в качестве «шагающей горы мяса». И только благодаря усилиям селекционеров выяснилось, что крупный рогатый скот, скрещенный с бородатым хозяином пущи, становится крупнее и дает более жирное молоко.

Бобр, зубр – ладно… А вот уж волк, ясное дело, враг человека, ибо он губит скот. И опять-таки обнаружилось, что волк играет в природе великую роль оздоровителя диких копытных. Он выбраковывает слабых, больных, неполноценных, оздоровляя вид и держа его численность в неких пределах. Значит, если мы хотим, чтобы лоси или олени процветали и не размножались в опасных для леса количествах, надо содержать волка. И платить ему – да, платить, как платят пастуху! – кое-чем из своего стада. Если, конечно, мы хотим иметь хороший, стойкий, саморегулирующийся комплекс диких копытных животных. Здесь надо аккуратно регулировать сам «регулятор», не давая волку размножиться.

И сколько открытий на этом пути еще ожидает? И сколько еще раз нам придется переоценивать ценность тех или иных живых существ? Нет, только экологической неграмотностью можно объяснить деление животных, птиц, насекомых, растений на «полезные», «бесполезные» и «вредные». Казалось бы, что может быть зловредней крыс? Путем сложных скрещиваний немецкие ученые вывели новую породу зверька с красивым, теплым и необычайно прочным мехом. Мура – так назвали новую крысу – имеет двадцать пять сантиметров в длину и как будто симпатичную наружность. Ее селекционная карточка держится под строжайшим секретом. Ценность!

К скольким такого рода ценностям просто еще не подобрали ключа?

Все, казалось бы, ненужное, вредное можно с пользой вовлекать в хозяйственный комплекс. Это относится и к отходам производства, которые ухудшают экологическую обстановку. Вот, к примеру, несколько зарубежных патентов. Изношенные автомобильные шины можно опускать в жидкий азот, а потом обрабатывать на молотковой мельнице. Полученные гранулы, будучи добавленными в асфальт, делают его термоустойчивым: он не плавится в жару, не трескается в мороз. Те же покрышки и старая обувь при другом способе обработки служат добавкой к пластику, который применяется в обувной промышленности. При этом свойства обуви улучшаются, а себестоимость ее снижается.

Еще пример. После обработки металлов серной кислотой образуются опасные токсичные растворы. Венгерские ученые предложили электролитически разлагать эти вредные отходы производства. Результат: на металлургическом заводе, где внедрен метод, получены десятки тысяч тонн серной кислоты и чистого железа «из ничего». Так губительные для природы и человека отходы стали ценным «сырьем»

Подобных примеров масса. Экономическая эффективность индустрии вторичного сырья – одна из самых высоких в промышленности: на один рубль капитальных вложений в среднем приходится восемь рублей прибыли!

Таким образом, экономическая выгода утилизации отходов не подлежит сомнению. Но почему-то этот процесс развивается темпами, не соответствующими серьезности экологической ситуации.

Один поясняющий пример. Количество используемого в хозяйстве железа всегда ограничено. Действительно, зачем производить, скажем, 500 миллионов тонн стали, когда потребность не превышает 100 миллионов тонн? Это не нужно. Эксперты уже бьют тревогу: к такому-то году в мире истощатся запасы такого-то металла (железа – не скоро, а вот меди, серебра и некоторых других цветных металлов уже через 20–30 лет). Казалось бы, в этой ситуации промышленность должна переходить на замкнутый, насколько это возможно, цикл потребления металла. Однако в прогнозах развития металлургических отраслей это обстоятельство не привлекает пристального внимания. Строятся металлургические заводы, осваиваются новые месторождения, растрачиваются колоссальные материальные и трудовые ресурсы, а в то же время… С развитием научно-технической революции ускоряется моральное старение оборудования, его физический износ, отчего все большая часть уже использованных изделий из того самого металла идет в отходы, отбросы. По логике, объемы промышленной продукции вторичной металлургии должны расти быстрее, чем первичной, и в конечном счете производство металла перейдет на замкнутый цикл – металлолома должно хватать для металлургических заводов. Новое производство будет в этом случае лишь восполнять необратимые потери.