а через сто восемьдесят миль были вынуждены окончательно спешиться и вести наших лошадей в Пхеньян на поводу.

Здесь я купил у американского миссионера Грэма Ли несколько фунтов подковных гвоздей. С помощью того же миссионера мне удалось найти корейского кузнеца» который согласился изготовить два комплекта по образцу подков Красотки и сразу же напился, чтобы отпраздновать столь выгодный заказ. Но мистер Ли воззвал к его совести, и в конце концов я получил свои комплекты, а вдобавок к ним. комплект фабричных подков от саперного капитана и еще один — от кавалерийского капитана, так что мог считать себя вполне обеспеченным. Теперь я отправился в путь с полным комплектом подков в седельной сумке, а также с молотком, клещами и железным клином для загибания гвоздей. И если Красотка выдержит испытание, я набью руку в кузнечном ремесле.

Однако на Пекинской дороге страдают не только лошадиные ноги, о чем свидетельствуют вереницы прихрамывающих солдат, которые, растянувшись на мили, плетутся за каждой ротой или батальоном на марше. А есть ли для пехотинцев несчастье горше стертых ног? Каждый шаг пытка, но ему нужно идти, шаг за шагом, целый день. Если бы он только мог прилечь и отдохнуть, пока ноги не заживут, все было бы хорошо, но он должен идти дальше, шаг за шагом, и каждый шаг растравляет кровоточащие ссадины.

Рай в этот момент воображается им как простое прекращение всяких движений, и на протяжении долгих часов нескончаемого марша им, несомненно, снится их буддийская нирвана. Во всяком случае, они спят на ходу, так как не замечают ничего вокруг. Дробный стук копыт наших лошадей не заставил их очнуться, а когда мы, лавируя, пробирались сквозь толпу таких отставших солдат, никто из них не посторонился. Даже когда лошади задевали их, они не сворачивали с пути. Им было все равно — точно жертвам морской болезни Им легче было попасть под лошадиные копыта, чем сделать усилие и отскочить в сторону. Мы ни на кого не наехали, но это была отнюдь не их заслуга.

Мы двигались быстрее армии, а потому постоянно нагоняли бедняг, плетущихся в хвосте каждой пехотной колонны. Большинство шли без ранцев, взвалив их на спины мобилизованных кули. Многие сбросили армейские ботинки, сделанные из жесткой кожи, и облеклись в традиционную обувь: мягкие соломенные сандалии. А некоторые — я видел это своими глазами — тащились по замерзшей грязи, привязав кусок толстой ткани к босой ступне. Но все это только начало, когда они пройдут полтысячи миль, таких отставших будет совсем мало.

Выучку проходят в дороге не только они; например, жителей Хванчжу пришлось научить, что предоставлять ночлег европейцам и корм их лошадям выгодно, а воровать у них — невыгодно. Хванчжу, обнесенный стеной, древний город с населением примерно в 30 000 жителей, живописно расположен на правом берегу реки Намчлион. Маклеод с Джонсом в этот день сделали 140 ли, в сумерках миновали великий перевал Тонсан, продолжали ехать в темноте еще двадцать ли, так как в этих местах из-за страха перед горными разбойниками никто не селится и, наконец, добрались до Хванчжу, когда уже и люди и лошади валились с ног от усталости. Я по обыкновению отстал, задержавшись из-за очередной подковы.

Ни один из 30 000 обитателей Хванчжу, которые живут в домах, не пожелал ни сдать комнаты Маклеоду и Джонсу, ни продать ячменя или бобов для лошадей. Усталые люди и измученные лошади тщетно бродили по городу. Повсюду путники встречали любезные отказы и получали радушные советы отправиться в соседнюю деревню, «еще десять ли».

Эта фраза «еще десять ли» почему-то особенно злит Джойса. Он утверждает, что со времени своего приезда сюда не слышал ничего другого, а эту фразу слышит столько раз и при таких критических обстоятельствах, что непременно напишет книгу о Корее и назовет ее «Еще десять ли». И когда они с Маклеодом вновь оказались у городских ворот и он услышал совет отправиться в соседнюю деревню с добавлением ненавистной фразы, он уперся.

Если 30 000 человек не пожелали предоставить им ночлег за хорошие деньги, что их ждет в маленькой деревушке? Джонс наотрез отказался отправиться туда. Маклеод его поддержал. Оба небрежным жестом переложили свои револьверы из одного кармана в другой, и все сразу переменилось. Последовало быстрое совещание вполголоса, и через две минуты лошади и люди получили удобный ночлег.

Поздно ночью в Хванчжу прибыл я и разбудил весь город своими криками, пока ездил по городу, разыскивая своих. Мне повезло — я был без переводчика, а потому не понял многочисленных приглашений проехать «еще десять ли», которые, несомненно, неслись мне вслед. Я разъезжал, вопя и будя город, пока не услышал желанный голос переводчика Джонса и не нашел моих товарищей. Они лежали на полу убогой комнатки и ждали ужина.

Мы торопились скорей добраться до Пхеньяна, поэтому оставили свои вьюки позади. Дорожные койки остались во вьюках, так что каждому из нас предстояло обойтись одним пледом, а съестные припасы все кончились. Ужинали мы без молока и хлеба; меню исчерпывалось чаем, горсткой сахара и плохо очищенным, недоваренным рисом. Рис мы ели без сахара, который весь израсходовали на горячий грог. После чего у нас не осталось и виски…

НА РЕКУ ЯЛУ

Аньдун, Маньчжурия.

10 мая 1904 года

Японцы, следуя немецкому образцу, сначала все подготавливают и принимают все меры предосторожности, а затем приступают к действиям, черпая уверенность в убеждении, что теперь только чудо может помешать их успеху. Против их трех дивизий на Ялу стояли значительно более слабые силы русских, но японцы должны были форсировать реку под огнем и атаковать укрепленные позиции противника.

Перемещая эти три дивизии, прибегая к хитростям, они, по-видимому, дезориентировали русских. В устье Ялу у японцев имелись две небольшие канонерки, два катера и четыре небольших парохода, вооруженных пулеметами Гочкиса. И еще — имелись пятьдесят сампанов, нагруженных материалами для постройки моста. Они предназначались для возведения постоянного моста через Ялу у Ыйчжу, но вначале сослужили другую службу — ниже по реке. Присутствие маленького военного флота и груженых саьМтанов убедило русских, что японцы намерены строить мост именно там. И они направили туда три тысячи солдат, чтобы помешать сооружению моста. В результате горстка японских моряков обрекла 3000 русских на