Иинума решил попробовать сорвать куш во время университетского праздника, намеченного на конец мая. У него возникла идея снять Вторую студенческую столовую, которая находилась рядом с университетской больницей, и провести там танцевальный вечер. Но осуществить эту идею оказалось довольно трудно, потому что аналогичный план возник у местной потребительской кооперации, благотворительного общества и некоторых других организаций левого толка. По своему лицейскому опыту проведения подобных праздников я знал, что главное — придумать пусть и чисто формальное, но удобоваримое обоснование. Поэтому для начала я создал при университете Т. что-то вроде общества по изучению бальных танцев, потом составил список примерно десяти фиктивных организаций, якобы сформированных по инициативе этого общества, как то: кружок народных танцев, кружок русской народной песни, кружок изучения американского кино, а также список ответственных лиц, в который внёс имена, произвольно выбранные из списка студентов университета, и наконец, скрепив все бумаги купленной в магазине дешёвой печатью, понёс списки в деканат, где мне тут же дали разрешение на использование столовой. Следом за мной за разрешением пришли студенты из благотворительного общества, но им отказали по той причине, что представленный ими список устроителей был гораздо короче моего. Плата за аренду помещения была минимальной, поэтому, конечно при условии, что нам удастся распродать билеты, мы могли рассчитывать на неплохую прибыль. Воодушевлённый моим успехом, Иинума через свою младшую сестру, которая училась в консерватории, сумел нанять за небольшое вознаграждение профессиональный оркестр. В то время университетские танцевальные вечера проходили обычно под патефон, так что настоящий оркестр придавал нашему вечеру особую привлекательность. Мы объехали все университетские кружки бальных танцев и везде предлагали билеты. Бальные танцы пользовались тогда большой популярностью в студенческой среде, так что соответствующие кружки были почти во всех столичных университетах.

Незадолго до начала праздника мы развернули наглядную агитацию. У Иинумы было много друзей среди старшекурсников, и мы (вернее говоря, несколько наших приятелей по маджонгу) сумели расклеить афиши по всему университету: не только в аудиториях всех факультетов и отделений, но и вообще во всех самых людных местах. Афиши — около ста листов — мы нарисовали сами, затратив на это дня три. Иинума неплохо рисовал в стиле Лотрека, и любая афиша, стоило ему пройтись по чей кистью, становилась яркой и забавной.

В день праздника мы зазывали гостей через громкоговорители, установленные на крыше здания перед главными воротами и на окне Второй столовой. Встречать гостей поручили студенткам из танцевального кружка одного женского университета. На вечер ломились толпой, все билеты были распроданы, и пришлось их спешно допечатывать на ротаторе. Даже после вычета из полученной суммы денег, необходимых для оплаты оркестрантов и специально нанятых помощников, доставшаяся нам чистая прибыль составляла больше ста тысяч йен. Для того времени это была немалая сумма: можно было заказать номер в гостинице, прокутить там несколько дней, и всё равно бы ещё осталось.

Мы поехали на горячие источники Цунасима по линии Токио-Йокогама и сняли в тамошней гостинице отдельный флигель. Сели играть в маджонг; я с самого начала был в выигрыше и в конце концов прибрал к своим рукам все денежки, которые мы поделили между собой. Потом маджонг нам надоел, и мы принялись кутить. Пока мои друзья развлекались с гейшами в весёлом квартале, распевая песни под аккомпанемент сямисэна, глядя на танцы и слушая музыку, я только молча пил. На такой развесёлой пирушке с пением и танцами я был впервые и не очень хорошо знал, как себя вести, к тому же боялся, что все поймут, как я неопытен, поэтому нарочно делал вид, будто у меня просто дурное настроение. Ночью каждый пошёл с женщиной. Моей партнёршей стала толстая, не очень молодая особа, она была пьяна в стельку и, заявив, что уже обслужила нескольких клиентов и еле держится на ногах от усталости, повалилась на постель и тут же заснула мёртвым сном. Я развязал на ней пояс, но не почувствовал никакого желания. Когда я в одиночестве явился в купальню, все были там с женщинами. На вопрос Иинумы я ответил, что после оргазма женщина крепко уснула. Вернувшись в комнату, я разбудил женщину и, заплатив ей, отослал её. На постели осталась вмятина от её тела, меня охватила брезгливость, я содрал с постели простыню и только после этого лёг. На следующее утро за завтраком только я был один, все остальные, по-хозяйски поглядывая на ухаживающих за ними женщин, снисходительно принимали их заботы. Я подумал, что развлекаться с женщинами, в сущности, совершенно неинтересно. Ни одна из присутствовавших женщин не порождала во мне желания, я не мог понять, что хорошего, когда такая женщина тебе прислуживает.

Мы каждый день играли в маджонг и пили. На третью ночь кто-то предложил снова пригласить гейш, но я воспротивился, отговорившись тем, что у меня нет настроения. Кто-то в шутку назвал меня тогда неотёсанной деревенщиной и был, конечно же, прав. Иногда мы шли прогуляться по городу. От станции начиналась небольшая торговая улочка, неподалёку стояло несколько гостиниц, остальное пространство занимали огороды и новостройки. Гостиницы были мало похожи на те, какие бывают обычно на горячих источниках, почти все они имели небольшие флигельки и скорее напоминали дома для тайных свиданий. Иинума, рассуждая о том, где и как лучше развлекаться с женщинами, заглядывал во все двери подряд, оценивая достоинства и недостатки каждой гостиницы.

Позади гостиниц была дамба, с неё открывался вид на реку. Однажды ночью мы принесли сюда бутылочки с сакэ, закуски и стали пить. Над нами раскинулось звёздное небо, на противоположном берегу во тьме тонули рисовые поля, где-то квакали лягушки. Опьянев, мы пели студенческие песни, обсуждали достоинства женщин, которые сидели у нас на коленях, спорили, какая из них красивее. Я стал восхвалять красоту женщины, с которой в ту ночь лишился невинности. Но чем цветистее я говорил, тем сильнее ненавидел её. Мне захотелось хорошенько напиться, я стал пить прямо из бутылочек, осушая одну за другой, и на следующий день не мог подняться с постели, такое тяжкое у меня было похмелье.

Прошло несколько дней, и разгульная жизнь в Цунасиме нам надоела. Заплатив хозяйке гостиницы, мы поделили оставшиеся деньги и стали играть на них в маджонг. На этот раз повезло Иинуме: он сумел слупить с нас всё, даже те деньги, которые я выиграл до этого. Задолжав ему некоторую сумму, я покинул Цунасиму.

Летом того же года мы ездили в гости к Иинуме, в Камакуру. Его дом, больше похожий на дозорную вышку, стоял на вершине холма, с дороги к нему вела крутая лестница, из окон были видны зелёные холмы, море и Фудзи. Иинума, явно гордясь этим — совсем как на открытке — видом, вытащил бинокль и стал совать его всем по очереди, требуя, чтобы смотрели. Его сестра Кикуно, та самая, которая училась в консерватории, оказалась совсем не похожей на брата, у неё было тонкое лицо с нежной белой кожей. Сев за рояль, она сыграла нам несколько пьес. Держалась она по-взрослому, уверенно и мило кокетничала. Сначала я думал, что Кикуно моложе меня — всё-таки младшая сестра моего друга, — но выяснилось, что она двумя годами старше. Когда, закончив играть, она устроилась на диванчике рядом, у меня сильно забилось сердце. Впервые в жизни я разговаривал со взрослой девушкой, и у меня кружилась голова уже оттого, что я ощущал на себе испытующий взгляд её глаз, окаймлённых длинными ресницами. К несчастью, у меня тонкая и белая кожа, поэтому чуть что, я заливаюсь жгучим румянцем и на лице выступают капельки пота. А уж когда она сказала: «Что-то жарковато» — и встала, чтобы открыть окно с наветренной стороны, я, поймав на себе её взгляд, едва не сгорел со стыда. Сделав вид, что мне надо выйти, поднялся и сквозь открытую дверь прошёл в сад. Сад террасами спускался по склону холма, повсюду стояли увитые вьющимися кустарниками перголы.[14]Сильный ветер, дующий с моря, выворачивал листья, мелко подрагивали крупные ярко-оранжевые венчики цветов. Услышав шаги за спиной, я подумал, что это Кикуно, но это была её однокурсница, девушка с очень смуглым лицом. Я обратил на неё внимание потому, что, когда Кикуно начала играть, она, громко стуча шлёпанцами, влетела из соседней комнаты и плюхнулась на заскрипевший стул. Иинума объяснил, что это подруга его сестры. Она разглядывала нас всех по очереди так придирчиво, будто оценивала товары, выставленные в витрине универмага. Впрочем, я тут же забыл о её существовании.