К нам подошел человек в белом скафандре, несший шлем под мышкой. Седые волосы, идеальная прическа, несмотря на бомбардировку дождя.

Доктор Теннет посмотрел на часы и сказал:

– Я уже начал думать, что вы не появитесь.

37 минут до бомбардировки Неназываемого

Нас привели под открытый навес, примерно такой, какой можно увидеть на сельской ярмарке. Там находились два длинных складных стола и у самого конца навеса, почти под дождем, несколько тележек с канистрами из нержавеющей стали.

Прямо за нами стояли два космонавта, державшие какое-то оружие, которое я не узнавал. Массивный ствол заканчивался непонятной штукой со скошенными линзами. Даже захотелось, чтобы в меня из него выстрелили – посмотреть, что оно делает. Футах в пятидесяти от навеса располагался с десяток стрелков с обычными армейскими автоматами. Я был на сто процентов уверен, что они получили приказ: если мы обезоружим двух охранников рядом с нами, они будут должны перестрелять всех – включая охранников, – как в финале «Бонни и Клайда».

Из-за наших спин вышел Теннет и вручил Эми полотенце. Не знаю почему, но мы с Джоном его не получили.

– У меня есть хорошая новость и плохая, – сказал Теннет. – Хорошая новость состоит в том, что мы, естественно, вне радиуса поражения – хотя и достаточно близко, так что здесь будет очень-очень громко, если кто-то в Боевом авиационном командовании не допустил серьезной ошибки в вычислениях. Двадцать пять тысяч бомб будут сброшены с борта С-130 «Геркулес», начиная от центра города, по серии концентрических окружностей. Взрывная волна от каждой разрушит десять городских кварталов, расплавив любой живой организм, находящийся в тысяче футов в любом направлении. Как только все здания города окажутся в огне, вторая эскадрилья из Б-52 сбросит серию тысячефунтовых CBU-97, зажигательных кассетных бомб, которые распылят воспламеняющийся аэрозоль; когда тот загорится, температура в центре города станет больше, чем на поверхности Солнца. Получившийся пожар поглотит столько кислорода, что мы почувствуем себя как во время муссона – ветер достигнет пятидесяти миль в час. Мне сказали, что шум, с которым воздух устремится в массивную топку на открытом воздухе, будет такой, словно сам мир завопит от страдания. Это действительно будет нечто.

– И разреши мне догадаться: ты собираешься дрочить, пока будешь это смотреть, – сказал Джон. – И еще ты собираешься заставить нас на это смотреть.

Эми уже вовсю сушила полотенцем мокрые волосы, а мне хотелось, чтобы она оставила их мокрыми, из солидарности.

– Это была хорошая новость, – сказал Теннет, не обращая внимания на Джона. – Но есть и плохая. На этом заседании вам всем будут предъявлены обвинения.

Он вернулся к ряду стальных канистр и проверил их.

– Я шучу, конечно.

– А как ты влез в это суперзлодейское дело? – спросил я. – Это произошло постепенно или ты в один прекрасный день проснулся и решил им заняться?

– Я собираюсь открыть вам маленький секрет и заранее извиняюсь, что это положит конец вашему затянувшемуся детству, – сказал Теннет. – Никто из вовлеченных в конфликт не считает себя злодеем. Я лично на пороге спасения пары миллиардов жизней, а потому считаю, что заслужил статус героя. Даже если вы все слишком близоруки, чтобы это понять.

– Угу, – сказал я. – И кто тогда плохой парень, а?

– Каждый, смотря в какой день. В данном случае я не знаю, кто виноват в появлении паразита. То есть я не знаю их имен. Вот это и есть то, что вы не можете – или не хотите – понять. Допустим, вы нашли таракана в гамбургере, и хотите ответ из двух слов на вопрос: кто его туда поместил? Ну, а это не так-то просто. Быть может, подросток, работавший на гриле и не проверивший мясо? Или владелец предприятия, купивший мясо у подозрительного поставщика? Или скотобойня, допустившая превышение норм заражения? Или правительство, недостаточно финансировавшее контролеров Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов? Или пользователи, ведь вы требуете низкие налоги, в результате чего режут фонды, но одновременно участвуете в культуре потребления, поощряющей обход законов? В этом сценарии считайте меня измученным помощником управляющего, который извиняется пред неудачливым покупателем и пытается спасти ресторан от закрытия. Только здесь «ресторан» – вся цивилизация.

– Хорошо, – начал было я, но неожиданно спросил: – Погоди, а что здесь символизирует гамбургер?

– Я хочу сказать, что у меня есть работа, как и у вас. Я получаю чеки, я получаю письма. Как и у вас, у меня есть начальники, а у тех есть свои начальники, с которыми мне не разрешено говорить. Приказы спускаются сверху и приходят на мой уровень, полностью очищенные от всего контекста, обоснований или оправданий. Приказы не приходят с пояснениями, каким образом они служат целям организации. Как и в любой другой работе. Высвободили паразита намеренно? И, если так, с какой целью? Не знаю, и это не мое дело. Но я знаю, что, он, вырвавшись наружу, почти наверняка дестабилизирует ту цивилизацию, которую мы знаем. И с самого начала эпидемии я работал по двадцать четыре часа в сутки, чтобы дать этому миру двигаться дальше. И сейчас могу с гордостью сказать: я на пороге успеха.

– Убить всех, – сказала Эми.

– Нет, не всех. Только один город средних размеров. Посмотрите на это с другой точки зрения. Сто пятьдесят тысяч человек умирают каждый день. От естественных причин, несчастных случаев или войн. Тогда население этого города будет не больше всплеска на общемировой карте смертей за каждый средний месяц. Так что пока вы считаете себя героями, спасая его, все наоборот – как раз сейчас, в этой ситуации, вы злодеи. Я знаю, вы так не думаете. Но это правда.

– Тогда для чего ты произнес этот суперзлодейский монолог? – спросил я.

Он отошел обратно, к серебряным канистрам, повернулся к нам спиной и стал возиться с каким-то механизмом, походившим на творение сумасшедшего ученого. Я услышал, как льется жидкость. Мы не были привязаны к стульям, но на нас смотрело так много винтовок, что, если бы я почесал нос, результат последовавшей стрельбы выглядел бы так, словно кто-то размазал по земле гигантскую лазанью. Я посмотрел на невозмутимую Эми и на Джона, выглядевшего так, словно он мысленно перебирал способы побега. Как и я. Шерстобой все еще лежал в траве, в которую мы приземлились. Они, вероятно, подумали, что это расческа. Я представил, как Джон пытается вырвать одну из этих футуристических винтовок с линзами, которыми были вооружены два охранника. Потом представил, как он нажимает на спусковой крючок и из дула винтовки вылетает мультяшная боксерская перчатка.

Я смотрел, как Теннет что-то делает с жидкостью, текущей из стальных канистр, и спросил себя, что лучше: быстро умереть под градом пуль или принять участь куда ужаснее, вызванную тем, что он сейчас готовит. Теннет опять повернулся к нам лицом, спокойно подошел и поставил перед нами три маленьких пластиковых чашечки:

– У нас есть сахар, но, боюсь, нет сливок.