– То есть ты предлагаешь просто повернуться к тебе спиной и уйти, – сказал я. – Зная всех людей, которые… – я посмотрел вниз, на Анну, – которые, э, ушли из-за тебя. То есть я должен просто закрыть на все глаза. И ты собираешься, э, просто вернуться к работе на следующей неделе? Вернуть назад то, что было?

– Я – все, что у нее есть. Ее мать ушла. И, кроме того, ей приходится иметь дело со своим… состоянием. Ну, и ей нужно прожить жизнь, как и любой маленькой девочке. И ей нужно научиться с этим жить. Кто еще сможет научить ее? Кто еще поймет ее?

Он кивнул в сторону Джона и сказал:

– Смотри, ты действительно хочешь, чтобы твой друг выстрелил в меня из своего пяти-ствольного обреза? И чтобы потом правительство устроило облаву на Анну и дезинфицировало ее в лаборатории? Или чтобы толпа разорвала ее на куски? Нет, ты не можешь этого хотеть. Я знаю, что не можешь.

Я застонал и потер лоб.

– Ну, – сказал Джон, – а может кто-нибудь быстро объяснить отделу дробовиков: в кого можно стрелять и в кого нельзя?

– Этот мир устроен не так просто, приятель, – сказал Карлос.

– Могу тебе сказать, – сказал я, – что если бы кто-нибудь разработал видеоигру, основанную на этой ситуации, я бы, черт побери, ее не купил.

Карлос встал и взял руку Анны в свою.

– И все-таки я не… хочу сказать, я не думал, что дети могут заразиться, – сказал я.

– Тупица, она инфицирована не так, как остальные. Она такая уже много лет. Паразиты появились не вчера. Как можешь ты, из всех людей, этого не знать?

– Я… мне кажется… я…

– Ну, а я вообще ничего не понимаю, – сказал Джон.

– Маркони, – сказал я. – У него есть инфицированные пациенты, которых он изучает, и, по его теории, некоторые из них никогда не превратятся, и паразит может просто… жить в них.

– Значит, – сказал Джон, – по-твоему, все в порядке? Невидимые жуки размножаются внутри людей, а мы пожимаем плечами и уходим? Зная, что в любой день любой человек может превратиться и убить чертову уйму народа?

Карлос пожал плечами и сказал:

– А все так и есть, причем уже давно. Очень давно. Лучше спросите себя: вы уверены в том, что сами не заражены?

– Мы уверены, – сказала Эми.

– Да ну? Твой мужчина, он провел много времени в городе, в карантине и в подвале этого здания. И он не может даже сказать, где был последнюю неделю или вроде того. Ты на сто процентов уверена, что он вышел оттуда чистым?

Джон тоже пожал плечами и сказал:

– Ага, он и раньше не был чистым. Не обижайся, Дэйв.

– Пошел ты, Джон.

– Я не шучу, – сказал Карлос Эми. – Но как ты можешь на самом деле знать…

– Она знает, кто я такой, – сказал я.

– Но если бы ты заразился, то сразу стал бы все отрицать…

– Карлос. Она знает, кто я такой.

Молчание. Потом он кивнул и сказал:

– Хорошо. Значит, вы собираетесь оставить мою Анну – и всех остальных, вроде нее – гореть в дьявольском огне, который прольется на город?

– Мы должны остановить бомбы, – сказала Эми.

Я потер глаза и вздохнул:

– И как такое возможно, что это всегда ложится на наши плечи?

– Так устроен мир, – сказал Джон. – Все, что сказал Теннет на пресс-конференции – чушь. Улицы вовсе не полны шаркающими ордами. Они полны американцами всех возможных видов, вооруженных винтовками и защищающих женщин и детей. А Теннет врет, потому что знает: ему никогда не продать публике, что эти люди – зомби. Надо только показать их народу.

– А потом те, кто выглядят стопроцентными американцами, выйдут наружу, – сказал я, – и некоторые из них превратятся в зомби. И что произойдет тогда?

– Тогда мы опять встанем на сторону, – сказала Эми, – которая не разрешает убивать людей. Выбор всегда перед тобой. И лучше выбирать «не убий» так долго, как сможешь.

– Вот почему я хотел, чтобы ты осталась дома, – сказал я.

– Мы должны выключить их глушитель мобильников, – сказал Джон. – Двадцать тысяч телефонов, камер и интернет-соединений внезапно оживут. Люди смогут звонить, посылать друг другу сообщения и размещать в Интернете видео; со всего фарса сорвут покрывало.

Мне понадобилась секунда, чтобы понять слова Джона, так как он произнес «форс».

– И тогда президент осознает, – сказала Эми, – что в результате бомбежки потеряет кучу голосов на следующих выборах.

– Оставляя в стороне тот факт, – сказал я, – что у нас меньше часа на весь план, и что нас застрелят, как только мы выйдем из этого здания, у тебя есть какой-нибудь способ найти, где находится этот глушитель?

– Ну, я думаю, есть только одно место, где он может находиться. Он должен быть в зоне прямой видимости, верно?

– Допустим.

– Так что его надо разместить высоко. Чем выше, тем лучше.

– И где это?

– Где-то в районе водонапорной башни, верно? По той же самой причине.

– Водонапорной башне требуется прямая видимость?

– Нет, но она должна находиться на самой высокой точке.

– А.

– Гравитация толкает воду вниз, и именно это заставляет воду литься из твоего крана.

– Ага. Точно. Только что я это знал.

– Черт побери, мы видели его, – сказал Джон. – Это большезадый черный полуприцеп, припаркованный около башни. Они поставили его там в первый же день. Отлично. Давай разнесем на клочки это дерьмо.

– Можешь вывести нас отсюда? – спросила Эми у Карлоса. – У нас нет фонарика.

45 минут до бомбардировки Неназываемого

Мы вывалились из лифта на первом этаже. Карлос с Анной остались в кабинке, Карлос придержал дверь.

– Мне бы не хотелось, чтобы это выглядело как отсутствие уверенности с моей стороны, – сказал я, – но вы можете подумать о том, чтобы попытаться сбежать из города. Учитывая мизерную вероятность того, что мы трое способны расстроить планы самой могущественной военной силы на планете.

Карлос покачал головой:

– Есть люди, которых я не могу оставить. Мы все рассчитываем на вас. Включая маленькую Анну.

Черт побери.

Мы повернулись и направились к парадной двери. Я заметил, что Молли осталась с Анной, и подумал, а не выбрала ли она команду получше.

– Стоп, – сказал Джон в вестибюле и обратился к Эми: – Нам нужно, чтобы ты открыла этот ящик.

– Нет, – сказал я. – О, нет.

– Дэйв, у нас нет выбора.

– Абсолютно исключено, Джон. Я думал, что мы таскали его повсюду только для того, чтобы им не завладели всякие злодеи. Было бы безответственно…