— Не очень я верю в такое. Никогда рыцари так не попадали в чужие замки.

— На свете не только рыцари, — заметил я.

— Вы о чем?

— Когда-нибудь расскажу про борьбу ниндзюк с самураями…

Затаившись на вершине, мы высматривали часовых, Марквард их выставит обязательно, наконец обнаружили двух, ходят по стене, останавливаясь, чтобы переброситься парой слов. Я выждал, пока пошли в разные стороны, достал лук, тщательно прицелился.

— Ой, — сказал Клотар, — поднимут крик…

— Смотря куда попадешь, — ответил я.

Он посмотрел с изумлением.

— Вы сможете?

Не отвечая, я натянул тетиву так, что коснулась уха, прицелился. Легкий щелчок, стрела исчезла, я впился глазами в голову часового. Через пару мгновений он вздрогнул и осел, как будто снежная баба в горящей печи, а я уже отпустил тетиву снова. Второй часовой вздрогнул всем телом, я застыл, показалось, что заорет, однако и он рухнул без крика, разве что в отличие от первого завалился во весь рост.

Клотар прошептал изумленно:

— Я видел, как вы бьете зайцев на бегу… но чтоб вот так… в темноте… точно в голову!

— Белку бьют в глаз, — объяснил я, — одной дробинкой.

— Зачем?

— Чтобы шкуру не попортить.

Клотар с непониманием смотрел, пока я привязывал к третьей стреле веревку, руки дрожат, хреновый из меня ниндзя. Впрочем, и самурай не лучше. Я снова натянул тетиву до отказа, мышцы напряглись, отпустил, стрела бесшумно исчезла в ночи, следом быстро-быстро пошли разматываться кольца веревки.

— Только бы никто не вышел к стражам, — пробормотал я.

— Да кто, сэр Ричард?

— Собутыльники, картежники… бабы придут, там у них демократия. А ночь теплая.

Я порвал мешок на две части, одну отдал Клотару:

— Смотри, как это делается.

Набросил свою половинку на веревку, ухватился за оба конца и, оттолкнувшись ногами, быстро заскользил над бездной. Веревка провисла, я не совсем бабочка, едва не врезался в стену, в последнем усилии подтянул ноги и вообще постарался залезть на веревку, но все равно спину рвануло камнем, а по всему хребту как будто быстро-быстро простучали молотом.

Из двери башни вышли двое, а я, на беду, плюхнулся им под ноги. Оба остолбенели, один наклонился надо мной, не узнавая в темноте, свет от факела ему в лицо, а второй начал всматриваться вдоль стены, где должны ходить стражи. Лежа, я поспешно выхватил меч, гаагские конвенции тут еще не в ходу, ударил одного по ногам, он ахнул и рухнул, цепляясь за второго, а я вскочил и как можно быстрее всадил острие меча в горло второму. Веревка затряслась, по ней скользит нелепо дрыгающая ногами фигура. Я хотел было предупредить, чтобы подобрал ноги, но не кричать же, донесся смачный удар, сдавленный крик, и на площадку, разжав руки, рухнул Клотар.

Я вонзил острие меча в грудь безногому, в разведке боем пленных не берут, повернулся к распластанному, как большая рыба на столе домохозяйки, Клотару.

— Я буду внизу. А ты пока приходи в себя.

Он слабо шевельнулся, тихо простонал сквозь зубы. Я наклонился, похлопал его по плечу, чувствуя, как частица энергии ушла из пальцев и сразу же захотелось есть.

Оставив убитых на Клотара, пусть сам прячет из полосы лунного света в тень, быстро скользнул в распахнутую дверь башни. Ступеньки все-таки пошатываются, камень старый, по краям даже порос мхом, если это не причуда возлюбившего старину хозяина, я бежал наверх, стараясь слишком не топать, вдруг там выше кто-то есть, насторожится: когда все хорошо, никто не бегает.

Винтовая лестница вывела на площадку, на диво просторную, можно усадить небольшой оркестр, каменный барьер до пояса, отсюда удобно вести огонь, а самому прятаться за бортиком.

Голова едва не закружилась, залитый лунным светом простор распахнулся неожиданно, далеко внизу лес, речка, несколько домиков под соломенными крышами, светлыми ниточками вытоптанные участки дороги, а с другой стороны как на ладони весь двор, три костра, повозка с распахнутой настежь дверцей, несколько человек у костра. Ночь теплая, вряд ли все забились в полуразрушенные… или пусть даже магически восстановленные помещения, у каждого нормального человека в крови недоверие к магии и желание держаться от нее подальше.

Разве что сам Марквард демонстрирует полнейшее пренебрежение ко всем силам, показал превосходство и над Грубером, и надо мной, лучшее из доказательств — женщина, что теперь в его руках, их надо искать в центральных или самых роскошных апартаментах.

Хотя башня круглая, как и площадка, но по краям четыре столбика, как бы отмечая четыре стороны света, на каждом удивительно мастерски сделанные скульптуры из темного металла. Мой замок уступает по изяществу и красоте, уже вижу, здесь поработали дольше, старательнее, из поколения в поколение трудились, выгранивали, как дорогой алмаз, что и сам по себе ценен, но особую красоту и величие обретает, когда огранивают, превращая в бриллиант.

Одна скульптура изображает диковинную птицу с длинным, хищно загнутым клювом, мастер гениально сумел передать напряжение ее могучих когтистых лап, уцепившихся за камень, полуприподнятые крылья, то ли устраивается поудобнее, то ли только что опустилась из поднебесья, на остальных трех сидят металлические драконы, здесь творец оторвался вовсю, изображая крылатых рептилий с любовью, мастерством и умением: на последнем поместил сразу трех, они едва-едва помещаются на вершине столбика, рассержены, крохотные пасти раскрыты, перепончатые крылья пробуют растопыриваться, упираются друг в друга, глазенки зло блестят…

На втором столбике, где один дракончик, под его когтями человеческие черепа, выполненные с изумительным мастерством, тщательно, и только благодаря тщательной отделке я уловил, что черепа не совсем человеческие. Да, у животных таких нет, это человеческие, в том смысле, что принадлежат разумному… но все же не совсем человеку.

За спиной послышались шаги, я не стал оглядываться, Клотара узнаю по походке, сжал дракончика в ладонях, потянул на себя. Он подался с неохотой, я потянул сильнее, упираясь ногами. Плиты внизу раздвинулись, открывая темный проход. Оттуда пахнуло нечистым теплом, словно далеко внизу гигантская прачечная стирает солдатское белье.

За спиной ахнуло:

— Откуда вы узнали?

— Все Церетели, — ответил я, — как и женщины… эта… одинаковы.

— И что?

— Везде одинаковые штуки, — ответил я. — Стандартное мышление. Видать, оболванивание началось раньше, чем считается.

Он смотрел с огромным уважением, а я не стал объяснять, где и в каких замках открывал потайные двери подобным образом, рассмотрел в полумраке вбитые в стену колодца толстые металлические скобы, начал без колебаний спускаться. Клотар заворчал, но, когда я опустился уже метров на двадцать, вверху послышался мощный вздох и загремели по скобам подкованные подошвы.