— Ненормальный, — прошептал Скрипач.

— Уж скорее одержимый, — возразил Ит.

— И это тоже. Джесс, что там дальше?

— Дальше — на его упорство обратила внимание служба. Год пробыл вольнослушателем, ему дали стипендию. Жил, как я понимаю, там же, где и те, кому удалось поступить… Через год снова сдавал экзамены и был принят.

— Зачем мы это все сейчас читаем? — в пространство спросил Ит.

— Уж надеюсь, не для того, чтобы на похоронах было что сказать, — покачал головой Скрипач. — Народ, давайте хотя бы кулаки держать, что ли.

— Я не могу, у меня шарик в руке, — виновато сказал Рокори.

— Тогда держи шарик. Может, поможет.

* * *

— …Как только появится возможность… Так в том-то и дело, что скоро, мы же тоже считаем время… Спасибо, Петр Алексеевич, огромное спасибо! Да, мы дома, все. От телефона отходить далеко не будем. Да, всего хорошего…

— Ну? — спросила Берта.

— Баранки гну. Пока что вне зоны связи, там же горы. — Ит стоял рядом с аппаратом и бездумно скручивал провод. — Сказал, что как только, так сразу.

— С ума можно сойти, — пожаловался Скрипач. — Вот теперь, девушки, я вас действительно начинаю понимать. Не думал, что ожидание — такая фантастическая гадость.

— Ну, теперь ты про это знаешь, — вздохнула Берта.

— Надеюсь, это больше не повторится, — Скрипач доковылял до банкетки, стоящей у телефона, сел, пристроил рядом костыли. — Господи, только бы он жив остался.

— Будем надеяться. — Ит кивнул каким-то своим мыслям. — И что живы все останутся, и что с плато все получится.

— Может быть, Ри успеет догадаться… — начала Джессика, но Скрипач тут же ее прервал.

— Ри надо закрыть плато, — твердо сказал он. — Ты понимаешь, что, если он этого не сделает, мы все обречены? Все, не только Кир. Макс был прав, Джесс, когда назвал нас ненормальными — я действительно не думал, что до такого может дойти, но…

Телефон зазвонил.

Помедлив секунду, Ит поднял трубку. Он очень старался сейчас не замечать взглядов, направленных на него, но сделать это было физически невозможно.

С полминуты он слушал — и Скрипач, конечно, слушал тоже. Лицо его разом осунулось, он побледнел.

— Плато они закрыли, — ровно произнес Ит, повесив трубку. — Потерь много. Два самолета прикрытия с экипажами, одна «лиса». Девять человек, шестеро рауф… почти вся группа Кира.

— А…

— Дорохов сказал, что не знает. Когда оставшиеся выходили на связь, был еще жив.

— Очень надеюсь, что эта ваша авантюра будет иметь успех, — с сомнением в голосе произнесла Берта. — Удачи, мои хорошие. Ит, ты где-то через час придешь?

— Ага. Ты погуляй пока что, не в лодке же тебе сидеть, — Ит протянул руку, и она перешла на причал. — Удача нам и впрямь понадобится. Зная, какая это упрямая скотина…

— Ох, и не говори, — проворчал Скрипач. Он стоял, опираясь на трость, и смотрел на реку — солнечные блики скользили по воде, и плыли желтые листья. Наступил октябрь. — Скотина и впрямь… ладно. Ит, бери сумки, и пошли уже, наконец.

— Вот сдался тебе этот компот, — проворчал Ит. — Можно же там попросить.

— Там из сухофруктов, я такой не люблю. Малиновый лучше. Бертик, все, мы поскакали, целую-обнимаю, и чур веди себя хорошо.

— Сам веди себя хорошо, — отмахнулась она. — Я, пожалуй, до магазина дойду. Посмотрю, может, конфет каких купить получится.

* * *

В приемном покое они сначала отстояли очередь за халатами, а потом, в сопровождении Волка, поднялись на третий этаж.

— Здорово, взяточники. Добыл я ему отдельную палату, но… Рыжий, чтобы ни звука! Если тебе вздумается на него наорать, делай это шепотом, тут все-таки хирургическое отделение, а не базар.

— Серый, обижаешь, — усмехнулся Скрипач. — Не изволь беспокоиться.

— Изволю. Что у тебя в сумке?

— Компот. Еда. И…

— И?

— И коньяк. А что? — с вызовом спросил Скрипач.

— Или ты со мной поделишься, или я тебя через час выгоню, — самодовольно произнес Волк.

— Слушай, давай ближе к вечеру? — попросил Скрипач. — Нам поговорить все-таки надо… сам понимаешь.

— Понимаю, — вздохнул тот.

— Как у него дела? — спросил доселе молчавший Ит.

— Нормально у него дела. Через пару дней уже выписывать можно, пусть дома долечивается. Я сказал, что он вчера сбежать хотел?

— О-па, — удивился Ит. — Не получилось?

— Да какое там. Доковылял до второго этажа, а обратно уже на носилках. Так что если вас обоих не затруднит, вправьте ему мозги. Народу больше делать нечего, только туда-сюда таскать это тело…

…Палата оказалась маленькая, карантинный бокс в конце коридора. Волк проводил их до двери и ушел куда-то по своим делам. Постояли. Переглянулись. И вошли.

— Ну, привет… предатель. — Ит осуждающе покачал головой. Поставил на пол звякнувшую сумку. — Совесть есть?

— Мне очень хочется взять кирпич и дать тебе им по морде, — сообщил Скрипач. — Или даже не кирпич. Лом. Дворницкий. Или лучше чугунной крышкой от люка?

Кир неподвижно смотрел на них, не произнося ни слова. Он полулежал на койке, опираясь на две подушки; грудь и левая рука его были до сих пор забинтованы, но в прошлый раз, когда их пускали (он спал, и, конечно, не узнал, что они приходили), все выглядело гораздо хуже. Сейчас бинты оказались сухими и чистыми, а еще четверо суток назад мокли. Паршивые раны, что говорить. Да вообще все это очень паршиво — бинты, шунты, уколы. Хорошо, что все уже практически позади.

…Две недели они проторчали в больнице. Две недели — пока Волк сказал, что вот теперь опасности уже точно нет. Вчера Ри с Джессикой уехали, наконец — Ри присмотрел квартиру в Питере, сейчас отправились смотреть уже вдвоем. Но обещали вернуться дней через пять-шесть, к тому моменту Кира, скорее всего, выпишут…

— Ну что? Так и будешь молчать? — поинтересовался Скрипач, садясь на стул рядом с койкой. — Письма счастья он мне тут пишет, посмотрите на него!.. Сука малодушная!..

— Рыжий, Волк просил не орать, — предупредил Ит.

— Да пошел он!.. Ты чего, язык проглотил? А ну говори, давай!!!

— Что говорить? — едва слышно спросил Кир.

— Ага, отмерз, — констатировал Скрипач. — Какого лысого, не знаю чего ты подставился?

— Я все написал.

— Угу, а мы все прочитали. И вот что я тебе скажу, дорогой мой. Ты перепутал жопу с пальцем. Малодушие — это то, что ты сделал.

— Подохнуть — невелик почет, — заметил Ит. — Жить гораздо труднее. По себе знаю, проходили уже.