Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Найдёна загорелась тут же. Ей давно хотелось пообщаться со своим новоявленным отцом, завязать дружбу...
Так они и встретились.
Он сидел мрачный и суровый. Светлые глаза — как у волка, злые, острый нос и бескровные щёки; борода недлинная, с сильной проседью; жёлтые костлявые руки и кадык на жилистой жёлтой шее. В общем, старый хищник, забившийся в логово.
А она была симпатична: крутобёдрая, круглолицая, с карими насмешливыми глазами, сочными губами, белой шеей; только пальцы — толстые, короткие — выдавали алчность и своеволие. «Да, похожа на покойную Ольгу; — мысленно отметил Свенельд, — именно такой её привезли из Пскова и отдали за князя Игоря. Было это — страшно подумать! — сорок лет назад!»
Поклонившись, Меланья произнесла:
— Доброго тебе здравия, господин боярин. Слышала — хворал. Лучше ли теперь?
— Слава Роду, лучше. С чем пришла, Найдёна? Коли станешь просить о помощи, дабы я примирил Мстишу и тебя, то напрасно.
— Нет, Свенельде, это дело прошлое. Мы христиане, и у нас также не положено, чтобы брат женился на сестре, а отец на дочери. Бог меня наказал за нечаянный грех — сыном-дурачком...
— Ну, сестра ли ты Мстише — под большим вопросом... — покачал головой варяг.
Жетяцина ответила:
— Что ж, тебе виднее, господин боярин...
Он взмахнул рукой:
— Недосуг мне болтать об этом. Голова болит... Говори, что хочешь, или уходи.
— Бью челом за брата... названого брата — Варяжку. Он и внучка твоя Бессона полюбили друг друга. Тятя слал сватов к Мстиславу Свенельдичу, только Лют их прогнал, и едва не поколотил. А ребятки страдают сильно. Павел сам не свой, ходит, будто тень. И Бессона, я слышала, не намного лучше Окажите милость, господин боярин, поспособствуйте этой свадьбе.
У Свенельда потеплели глаза.
Он спросил:
— Сколько лет Варяжке?
— Справили семнадцать.
— Внучка младше на год... Я как раз недужил и впервые слышу об их любви... Что ж, подумаю. Обещать ничего не буду — ты сама знаешь Мстишу, спорить с ним почти невозможно, но подумаю и попробую что-то сделать... А теперь ступай.
В знак расположения княжий воевода протянул руку. Женщина, склонившись, прикоснулась к ледяной коже. И сказала, пятясь:
— Благодарствую, господин боярин... Больше не хворай...
— Постараюсь... Да и ты не болей, Найдёнка...
«А она мила, — подумал Свенельд, — и вполне тактична: мягко обошла вопрос о родстве... Неужели — дочь? И прямая наследница киевского стола? Есть о чём размыслить...»
«Старый гриб, — думала Меланья, покидая его дворец. — Никуда не денется, будет помогать. Я — законный повод сковырнуть князя. И Свенельд это понимает...»
* * *
...Жеривол тем временем посетил Меньшуту. Девушка жила по-прежнему в отчем доме и на все предложения о замужестве неизменно отвечала отказом. И хотя Вавула Налимыч выговаривал ей сердито: «Ты с ума сошла? Хочешь остаться в девках? И наследников мне не подарить? Хватит выбирать! Кто зашлёт сватов — за того и выдам, понятно?» — но всегда в последний момент смягчатся, не желал настаивать. Впрочем, понять тревогу купца можно было: дочери исполнился двадцать один, а в таком возрасте женщины зачастую имели пятерых-шестерых детей! О Меньшуте уже говорили как о старой деве...
Усадив волхва и попотчевав его свежим пивом, дочь Вавулы Налимыча беспокойно произнесла:
— Чует моё сердце, ты не с добрыми вестями о Милонеге...
Он любовно посмотрел на Меньшуту и провёл ладонью по её руке:
— Жаль, что ты не моя невестка... Добрая, красивая...
Девушка едва не расплакалась, но сумела побороть подступившие к глазам слёзы. Прошептала с дрожью:
— Говори, я слушаю...
— Дело у меня... Я узнал, что Мстислав Свенельдич скоро выступит против Овруча. И хотел бы предупредить Олега. Нужен человек, кто бы незаметно дошёл до столицы Древлянского княжества...
— Я пойду! — вырвалось у Меньшуты сразу.
— Как посмотрит на это сам Вавула Налимыч?
— Тятя в Галиче, закупает соль. Я успею обернуться до его возвращения.
— Не боишься, девонька?
— Семь бед — один ответ. За возможность увидеться с Милонегом я отдам все сокровища на свете.
Он поцеловал её и прижал к груди:
— Бедная моя! Как бы я хотел счастье твоё устроить!
— Ты уже устроил — тем, что посылаешь с поручением в Овруч.
— Разве это счастье! Это горе для всех для нас...
На рассвете следующего дня девушка, одетая в домотканое платье и простой платок, с узелком на палочке за спиной, миновала два подольских квартала — Гончары с Кожемяками, вышла в чисто поле и направилась вдоль Днепра на север. Через лес идти она не хотела — там и звери хищные, и разбойники с острыми ножами, да и просто заблудиться ничего не стоит. Только Вышгород пришлось обогнуть, где стояли шатры Лютовой дружины...
* * *
Мстиша, отпраздновав день Ярилы, снялся с места и в походном порядке двинулся на запад. Путь его пролегал по такому маршруту: Малин — бывший Искоростень — Овруч. Войско у него было небольшое — две с половиной тысячи конников и пеших, но, по сведениям воеводы, у Олега не насчитывалось и этого. Вместе с Лютом ехал сын — Тучко Мстиславлевич, а ударной группой руководил воевода Вовк. По дороге пели песни, балагурили и обменивались шутками — знали, что кампания предстоит весёлая, без особенных трудностей и кровавых битв.
Но лесные дороги — узкие. И дружина растянулась на несколько вёрст: в голове ехал Блуд со своим отрядом, конницу замыкали Лют и Тучко, а за ними уже — пехота, и скрипел колёсами маленький обоз. А когда совершали переправу через Уж, Вовк ушёл далеко вперёд, часть пехоты оставалась на левом берегу, часть была на правом, вдруг из леса выскочили люди —