светало, и я, переходя от одного окна к другому, карабкаясь с яруса на ярус, находил все новые и огневые точки немцев. Не буду подробно останавливаться на всех – сейчас, сорок лет спустя, не так уж важно, где и какая огневая точка действовала и на каком расстоянии от меня были заросли осинника. Думаю, что и о каждом дне в отдельности говорить не стоит… Во-первых, уточнил, где проходят передовые позиции немцев. Сделать это было нетрудно: с высоты они хорошо просматривались на несколько километров. Хорошо была видна и министерская школа…

Гунар Курпнек: Та самая, знаменитая?

Ян Розе: Когда вспоминаешь бои под Старой Руссой, обязательно назовешь Туганово или Пенна, а в Виеталве – церковь и министерскую школу… Хочу рассказать о первых часах на колокольне. Сначала развернул карту и стал сверять по ней все, что видел перед собой. Наметил ориентиры – постоянные, они впоследствии здорово помогли мне в сокращенном виде передавать разведданные. Сразу помню, сообщил о немецкой передовой. Потому – о минометах. Их фрицы замаскировали за снопами ржи. У дальнего хутора – танки…

Гунар Курпнек: По одним данным, их было семь, по другим – восемь.

Ян Розе: И то, и другое число верно.

Гунар Курпнек: Как так?

Ян Розе: Это просто, и непросто. Было их, по моим подсчетам, восемь, и шли они колонной в направлении школы. Но один свернул по дороге к «моей» церкви…

Гунар Курпнек: Вас обнаружили?

Ян Розе: Догадались, по всей вероятности. Когда я передал первые данные и наши артиллеристы с минометчиками открыли шквальный прицельный огонь, немцы сообразили, что где-то сидит наблюдатель. Стали бить по церкви. Послали к ней один из танков, чтобы он «сковырнул» меня с колокольни. Как сейчас помню, подъехал танк, лязгая гусеницами, остановился, медленно стал поднимать орудие и ка-а-а-ак вдарит. Представляете: в упор! Но стены церкви были выложены из валунов. И выложены мастерски, я вам скажу. Здание вздрогнуло. Гул от колоколов – они висели на толстенной деревяннйо балке на третьем «этаже», – казалось мне, разнесся по всей окрестности. Я чуть не оглох! Сколько раз выстрелил танк – не помню. Я прижимался спиной к каменной кладке, менял площадки на ярусах, но все время продолжал работать. Признаться, страшновато было, но – дело есть дело. Когда и куда ушел танк – не скажу. Во всяком случае, лязга гусениц и рокота двигателя не слышал.

Гунар Курпнек: говорят, этот танк попал под огонь наших артиллеристов и задним ходом кое-как улизнул…

Ян Розе: Может быть. Время для меня исчезло, спуталось. Я следил только, как бьет наша артиллерия, минометы, особенно «катюши». Корректировка – дело хитрое, требует и специальных знаний, и более углубленной работы. Моя корректировка отличалась от той, которую делают артиллерийские наблюдатели. Например, поправки вносил самые элементарные: «ориентир один, чуть правее», «ближе сто», «хорошо, вдарьте еще разок». В таком духе. Между хутором Апарены и министерской школой расположилась «скрипуха»2. Я хорошо видел и слышал, как она бьет по нашим позициям. Передал нужные координаты, и вскоре ее огонь смолк.

Гунар Курпнек: А в других случаях вы также видели результат своей работы?

Ян Розе: Когда как. Иногда – сразу. Например, не успел передать о скоплении немецкой пехоты, как по ней был открыт сильнейший огонь. Минометныые батареи противника за снопами тоже замолкли. В тылу, возле хутора, ясно видел: немцы оседлали мотоциклы и – кто куда.

Гунар Курпнек: Но ведь именно тогда, 23 августа, завязался бой, который вошел в историю нашего корпуса под названием «Слоеный пирог».

Ян Розе: […] Церковь, бесспорно, была была географическим центром атакующего т контратакующего плана! Его занимал наш 123-й полк. Справа был 125-й, а слева – 121-й полки. Но хочу особо подчеркнуть, что таким же важнейшим участком была и министерская школа на правом фланге дивизии, где действовал 125-й полк. С колокольни я довольно хорошо видел, как на подступах к школе наши гвардейцы были атакованы превосходящими силами немцев, которых поддерживали и танки. Наши отразили атаку и ворвались в школу. Потом увидел, откуда по нашим рядам бьет немецкая артиллерия, и передал соответствующие данные.

Гунар Курпнек: Они как-то повлияли на ход боя?

Ян Розе: Естественно. Но потом начался новый бой, появился и «слоеный пирог». В подвале здания школы были наши, на первом этаже – немцы, на втором – опять наши. Затем фрицы проникли на второй этаж, и бой шел за подвал. Немцы бросали внутрь гранаты, а наши выкидывали их обратно… В десятке метров от школы тоже шел бой. Словом, обстановка была сложной. Не во всех ее деталях удавалось разобраться. Мне было известно, что оборонявшиеся в школе вызвали артогонь на себя. Сколько мог – помогал и в этом, сообщал артиллеристам, что и как.

Гунар Курпнек: Вот что писала газета «Латвияс стрелниекс» 27 августа: «Маленькая незаметная высота и здание, какие стояли 27 августа: «Маленькая незаметная высота и здание, какие сотнями разбросаны по всей нашей родине, завоевали славу, которая будет жить десятилетиями. Поколения будут помнить героев, которые сражались здесь».

Ян Розе: Да, тот бой помнят не только ветераны нашей дивизии…

Гунар Курпнек: А ваш полк что делал в это время?

Ян Розе: По его позициям в Виеталве и на кладбище немцы вели мощный артиллерийский и минометный огонь. А немного позже подключили авиацию… Со своей колокольни я видел, что происходит, понимал, как туго приходится ребятам. Передавал, конечно, откуда немцы ведут огонь, и артиллеристы дали им «прикурить». А наша пехота все глубже и глубже уходила в землю – окапывалась по-настоящему. НО на позициях стояла твердо. Как говорится: «Ни шагу назад!»

Гунар Курпнек: Насколько я понимаю, вы, Ян Янович, находились примерно посередине между немецкими и нашими позициями?

Ян Розе: На нейтралке, но ближе к немцам. Поэтому-то им не составляло особого труда вести по церкви прицельный огонь. Ее здорово покалечили. Было очень тяжко, жарко. Били по колокольне и артиллерией, и минометами, бомбили с воздуха… В какой-то книжке я вычитал, что, дескать, после 23 августа наступила тишина, фронт на Виеталве успокоился. Не знаю, может на каком-то пятачке солдтаы «загорали», но в зоне нашего полка, у меня на НП свободных часов не было.

Гунар Курпнек: Когда же вы спали, вообще переводили дыхание?

Ян Розе: На НП, сами знаете, работают, а не спят. Если и удавалось вздремнуть полчаса между обстрелами – этого хватало. Ночами вообще не отдыхал. Самое подходящее время для наблюдения. Как его проспишь? А уходить на отдых в такой обстановке –