Прозвище «Канарис», как и во многих колониях, носил «Старший Кум». Почему Канарис, вряд ли кто мог объяснить. Полковник был невысокого роста, с тонкими чертами лица и маленькими чёрными глазками. Он был спокойный и уверенный в себе, но очень мстительный. Нужно отдать ему должное: он никогда не повышал голоса и разговаривал с зэками исключительно на «вы». Много позднее я узнал, что Канарис пришёл на «четвёрку» с должности Начальника колонии усиленного режима: на ней произошёл вопиющий по тем временам случай, двух зэков позвал в дорогу «Зелёный Прокурор». Напоминаю: «Зелёный Прокурор» — это побег из мест лишения свободы. Такого тогда не прощали, и полковника сразу перевели с понижением в должности на другую зону.

На проверке Канариса побаивались все завхозы. В зависимости от настроения он мог запросто придраться к какому-нибудь пустяку и отправить в ШИЗО даже завхоза. Правда, быстро отходил и часа через два возвращал его назад в отряд. Но бывало, что завхоз «парился» в ШИЗО и по нескольку дней.

На этот раз мне не повезло: Канарис был на плацу, и когда наш завхоз доложил, что один не вышел на работу в силу высокой температуры, он спросил:

— А что доктор?

— Доктор. — Завхоз поморщился и развёл руками.

— Доценко — пятнадцать суток, вам за то, что не заставили его выйти на проверку, строгий выговор! Ещё нечто подобное, и вы сами отправитесь в ШИЗО. — Полковник говорил тихо и очень вежливо, но от его манеры многим становилось не по себе.

Обо всём этом рассказал мне завхоз, когда помогал добрести до вахты. ДПНК — дежурный помощник начальника колонии, — наверное, уже был предупреждён Канарисом.

Увидев меня, сказал:

— Пятнадцать суток тебе, Доценко!

— Гражданин майор, у меня высокая температура!

— Я не доктор, осуждённый! Пошли!

— Сам он не дойдёт, — заметил завхоз.

— А ты для чего, для мебели, что ли? — буркнул тот. — Донесёшь. Пошли!..

Барак, в котором располагался ШИЗО, находился недалеко от вахты, и минут через пять меня втолкнули в первую камеру, предварительно заставив переодеться в хлопчатобумажный костюм с надписью на спине: «ШИЗО».

В штрафном изоляторе «четвёрки» запрещалось отбывать «сутки» в собственной одежде, более того, заставляли разуваться и выдавали донельзя изношенные дермантиновые тапочки. Спать приходилось на голом полу, а эти тапочки использовались в качестве подушки.

В этой камере, рассчитанной на троих, уже сидели трое «отказников» от работы, и прошло не более получаса, как один из них начал долбиться в «кормушку». Вскоре она откинулась.

— Что ещё? — недовольно пробурчал дежурный по ШИЗО прапорщик.

— Вызывай срочно врача, мы не хотим заразиться от новенького!

— А что с ним?

— Его корчит от жара, и он весь в холодном поту!

Внимательно поглядев на меня, прапорщик согласно кивнул головой:

— Хорошо, сейчас доложу.

Он захлопнул «кормушку»…

Телефон находился в дежурной комнате, расположенной при входе, а наша камера — в самом конце длинного, метров в сорок, коридора. Тем не менее не прошло и пяти минут, как «кормушка» снова откинулась.

— Кто у вас болен? — спросил незнакомый голос.

— Гражданин Замполит, как отдыхалось на море? — спросил один из моих соседей по камере.

— Вы снова в ШИЗО, Сорокин?

— Я что, дурак, в такую слякоть брёвна ворочать? — усмехнулся Сорокин.

— В ШИЗО, думаете, лучше?

— По крайней мере сухо, гражданин Замполит!

— Так кто у вас болен?

— Да вот Режиссёр сейчас лапти отбросит…

— Режиссёр? Доценко, что ли?

— Ну.

— Открой-ка, Ибрагимбеков, — попросил Замполит, и вскоре дверь распахнулась.

Незнакомый майор наклонился надо мной и пощупал потный лоб, потом попытался нащупать пульс.

— У врача были?

— Я едва не отключился от его перегара. — с трудом шевеля распухшим языком, ответил я, а потом добавил: — Не врач, а рвач!

— Понятно, вставайте!

— Не смогу.

— Помогите ему, Сорокин.

— Ага, чтобы я тоже с температурой свалился?

— А вы трус, оказывается, — заметил Замполит.

— Как сказал один персонаж в фильме: «Я — не трус, но я боюсь!»

— Ну-ну.

Замполит сам подхватил меня под руку и вывел из камеры.

С трудом переодевшись, я, опираясь на руку Замполита, дотащился до санчасти.

— Посидите здесь, — сказал майор, кивнув на скамейку в прихожей. — Я сейчас, — добавил он и направился в сторону Начальника санчасти.

Замполит отсутствовал недолго, не более пяти минут, а вернулся в сопровождении Начальника санчасти. Не знаю, что сказал ему мой сопровождающий, но вид у того был как у побитой собаки.

Подойдя ко мне, он поднял мне веко, внимательно осмотрел зрачки, потом нащупал пульс и посчитал по своим часам:

— Да, товарищ майор, вы правы: Доценко нужен стационар, сейчас распоряжусь.

— Вечером зайдите ко мне, пожалуйста, Вениамин Васильевич, — проговорил Замполит тоном, похожим более на приказ, нежели на просьбу.

Более двух недель я провалялся на больничной койке с воспалением лёгких. Усиленное питание, антибиотики, принесённые специально для меня Замполитом, тёплая палата, ну и конечно же собственный организм позволили мне восстановиться без последствий.

Помните, я упоминал про роль случая? Этот случай и представился в виде болезни. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Сразу после выписки из санчасти меня вызвал Замполит и предложил работу, на которую меня уже назначал «Хозяин» моей первой зоны.

— Ознакомился с вашим делом и, признаюсь, мало верю в вашу вину, но, к сожалению, я не Бог и даже не Судья. Кино мы здесь не снимаем, так что по вашей профессии работу предложить не могу, однако на днях освобождается Табаков, который состоит на должности киномеханика, вы и займёте его место! Как-никак, а много ближе к вашей профессии, чем работа кострового, не так ли? — подмигнул Замполит.

— Мне приходилось немного поработать киномехаником, — сдержанно проговорил я, — но было это очень давно.

— Ничего, Табаков напомнит, — успокоил Замполит.

— А как. — снова хотел спросить я, но и на этот раз Замполит догадался, о чём я пытался спросить.

— Я уже добился твоего перевода в первый отряд, в котором, как ты, наверное, знаешь, каждый имеет право свободного передвижения по зоне. Табакова уже предупредил, так что действуй, Доценко! — Так ненавязчиво он перешёл на «ты», и мне это показалось добрым знаком.

В народе недаром говорится: «Одинаково бойся как гнева, так и милости начальства»…

Откуда мне было знать, что отношения Замполита и «Старшего Кума» дошли до верхней точки кипения. Причём в их противостоянии участвовала вся администрация: одна половина была на стороне «Старшего Кума», другая поддерживала Замполита. А тут я — режиссёр Доценко, который попал между молотом и наковальней и на котором удобно было удовлетворять собственные амбиции.

Как говорится, «паны дерутся, а у холопов