Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любое слово сомнительно. Слово об умершем всегда неправда, результат обратного воздействия, воздействия смерти. Она накладывает свой отпечаток как на лицо, лик умершего, так и на рожу или харю вспоминающего.
Слово пасует перед фактом смерти. Смерть, возможно, преодолима, но сам факт — число, месяц, год, имя — это уже неизменно. Отсюда возможные неточности или несоответствия.
Ко всему сказанному мне хотелось бы добавить одну маленькую сценку. Двигаясь по Невскому, мы встретили у «Баррикады» Иосифа Бродского. Я не был с ним знаком. Довлатов меня познакомил.
«Мой приятель Боря Рохлин. Пишет рассказы».
Но Бродскому было в тот момент не только не до приятелей, но и не до самого Довлатова. Он пребывал в несколько экстатическом состоянии.
Оказалось, что в этот день, буквально вот-вот, у него родилась дочь. Бродский, не обращая никакого внимания на нас, практически не видя нас, уселся вдруг на ящик, валявшийся у кинотеатра, задрал голову и уставился в небо. Поток людей, на мгновение словно споткнувшись, затем плавно, неторопливо стал обтекать с обеих сторон это неожиданное препятствие.
Я думаю, это и был его звездный час. Жаркий летний день, высокое теплое небо с редкими облаками, легкими, почти прозрачными... Так мы и расстались с ним, сидящим на этом ящике, обращенным лицом к небу, двинувшись в поисках неизвестного, ожидавшего нас.
Как принято говорить, никто не знал своего будущего.
Один умер. Другой стал лауреатом. Скучная история.
Увы, невозможно оставить Бродского вечно сидящим на винном ящике с задранной головой, а Довлатова вечно идущим по Невскому проспекту...
Игорь Смирнов-Охтин. Сергей Довлатов — петербуржец
Игорь Иосифович Смирнов-Охтин (род. в 1937 г.) — инженер-проектировщик, прозаик. Печатался в отечественных журналах и сборниках, автор романа «Кружится ветер» (Нева. 1994. № 10–12). Живет в С.-Петербурге.
Когда летом 1978 года в аэропорту Пулково он подряд всех обнимал, успевая каждому из нас сказать что-то, могущее принадлежать только «каждому из нас», мы знали, что больше не увидим его. Знали, что, конечно, письма своими пунктирами нас свяжут — но это ненадолго; связь прервется, и еще некоторое время будем слышать его в письмах самым близким ему здесь людям, и начнем ходить к ним в гости, читать его письма, но и это ненадолго, потому что все связи растают, размоются. И разделит нас бездна...
И уже тогда — летом семьдесят восьмого — я решил писать о нем воспоминания. Решить-то решил, но писать не начал. Тормозила, вероятно, недопустимость подобной мемуаристики, когда, включив «Спидолу», можно услышать его голос, его — живого, здравствующего, лапидарно-ясного, естественного...
Ну вот, а теперь настало время...
Начну с одной рассказанной им чудесной истории: я ее не встречал в записи.
Довлатов получил от детского журнала «Костер» командировку в город Элисту — столицу калмыков. Командировочное задание имело этнографический характер — требовалось разыскать и описать для журнала детские национальные игры.
Надо сказать, работая в журналистике, Сергей Донатович беллетриста в себе сильно не угнетал, полагая, что славная история ценнее постного факта. И уж конечно, ему и в голову не могло прийти отыскивать несуществующее Средневековье, в то время когда все увлекательное можно придумать в поездке, по пути к калмыкам. Так он и поступил.
Но все же одно дело, непосредственно с командировкой связанное, для Элисты осталось — необходимость отметить командировочное удостоверение. Журнал «Костер» принадлежал комсомолу, а комсомол, как известно, со всеми потрохами принадлежал партии. Короче, командировку следовало отметить в Элистинском обкоме. Там Довлатову сказали, что ему нужен товарищ Нармансангов, но товарища Нармансангова нет, он должен скоро прийти. И только сказали — как идет товарищ Нармансангов, небольшого роста скромный человек. Великого роста артистичный Сережа Довлатов при виде товарища Нармансангова радостно и вальяжно раскинул руки и сказал: «О! На ловца и зверь бежит!..» Товарищ Нармансангов вздрогнул, остановился, побледнел и спросил: «Это кто «звЭр бежит»? Это я — «звЭр бежит»?» Сергей понял, что малость оплошал, и принялся выправлять положение, объясняя, что есть такая русская поговорка. Когда кого-то ждешь и тот вдруг появляется, говорят: на ловца и зверь бежит.
«Это я — «звЭр бежит»?!» — не унимался товарищ Нармансангов.
«Да поймите, — объяснял Довлатов, — когда даже друга ждешь и друг вдруг появляется — говорят: на ловца и зверь бежит».
«Почему не сказал «друг»? — негодовал товарищ Нармансангов. — Почему сказал: «звЭр бежит»?! Пойдем со мной!»
И повел Довлатова в кабинет первого секретаря обкома. Вошли в огромный зал, в конце которого за большим столом сидел крошечный человек. Товарищ Нармансангов, обогнув стол, склонился над ухом первого секретаря, и Довлатов услышал, как тот шепчет в ухо первого секретаря: «Крл-срл-брл-звЭр бежит!.. Брл-срл-крл-звЭр бежит!..»
И тогда первый секретарь Элистинского обкома говорит Довлатову:
«Почему вы моему ближайшему помощнику сказали: «ЗвЭр бежит»?»
Довлатов заново начал: что — нет обиды, что — поговорка!.. — но все яснее становилось при виде партийного чиновника, что доводы и объяснения в эту голову проникнуть не могут, и тогда он... плюнул и пошел, отметил командировку в другом месте.
Потом Довлатов, конечно, выяснил, что нет у калмыков большей обиды, чем сказать человеку: зверь. Поди знай!
А в Элисте случилось с ним еще одно приключение... Его поселили в гостиничный номер, где лежал покойник — тихий покойник, под простыней. Правда, на отдельной кровати.
— Это что такое?! — сказал Довлатов администратору.
— Человек умер, — спокойно сказал администратор. — Должны за ним приехать, забрать.
— Ладно, — сказал Довлатов.
Покойник не приванивал, и он стал жить с ним по соседству. Довлатов уверял, что в его жизни это было самое спокойное, а потому и самое приятное соседство.
Неудобств «наружной» жизни Сергей Донатович как будто не замечал. В семье жила легенда о том, как однажды Нора Сергеевна — его мама, — одевая маленького Сережу, по рассеянности пропустила обе его ножки в одну штанину. Штанина была широкая, короткая, и все же мальчик испытывал большое затруднение при ходьбе, но за трехчасовую прогулку ни разу не пожаловался. Родители удивлялись.
Уже будучи взрослым, Сергей Довлатов однажды отбегал по городу день, не обратив внимания на здоровенный гвоздь в башмаке, который основательно продырявил ему пятку.
И вот я его обидел.
Хотя обижать не стоило.
Пригласил на вечеринку. Публика — технари, мышление — клишированное. Довлатов — прима застолья, и все ему в рот смотрят.