— Его можно было бы принять за интеллигентного человека, если бы не признание в семи убийствах, — заметил Фалькон.

— Что еще нам требуется у него выпытать? — спросил Рамирес. — Он, кажется, настроен говорить.

— Моего мнения не спрашивай, теперь это твое дело, Хосе Луис. А я должен через три минуты отсюда убраться, покинуть здание, — ответил Фалькон и сообщил ему о своем отстранении от службы. — Вот чем тебе стоит заняться, это еще раз просмотреть вместе с Кортесом и Диасом все лица на дисках и узнать, нет ли среди них членов строительной инспекции. Проверить данные по всем этим людям, просмотреть их досье, выяснить, нет ли среди них опытных электриков, возможно даже имеющих армейский опыт. Допроси их — может, расколются. Думаю, что и это содержится в лукьяновских дисках — ключ к разгадке севильского заговора.

Они обменялись рукопожатиями, похлопали друг друга по плечу, и Фалькон направился к лестнице.

— Да, и еще одно, Хосе Луис: Феррера и Перес едут сейчас в лукьяновский бордель, чтобы вызволить оттуда сестру Марисы Морено. Из слов Соколова ясно, что люди там задействованы опасные. Обеспечь нашим подмогу, прежде чем они войдут туда.

— Тебя скоро вернут, Хавьер, — сказал Рамирес. — Они же не смогут…

— Не сейчас, Хосе Луис, — прервал его Фалькон и, подняв руку в мимолетном приветствии, поднялся по ступенькам.

Сеута, среда, 20 сентября 2006 года, 15.30

Отель «Пуэрта-де-Африка» оказался новым четырехзвездочным отелем на главной улице испанской части Сеуты, куда от парома можно было очень быстро доехать на такси. Следуя последней инструкции Пабло, Фалькон оставил свою машину в Альхесирасе, на испанском берегу, что облегчило ему паромную переправу через Гибралтар. По пути он пересказал Консуэло содержание письма Якоба, но самой прочитать его не дал. Не для нее были там некоторые вещи. Оставив Консуэло в такси, он ступил в сверкающий белоснежный вестибюль отеля, выглядевшего вовсе не по-африкански. Он спросил Альфонсо и по мраморной лестнице прошел к конторке портье. Тронул звонок. К нему вышел человек лет сорока с небольшим, усатый, с густыми бровями под стать усам. Фалькон сообщил ему о своем восхищении Пабло Нерудой и был проведен в кабинет.

— Вы не на машине? — спросил Альфонсо и позвонил.

— Мы приехали на такси.

— Хорошо. Так будет проще. Я проведу вас через границу в считаные минуты. На той стороне вас встретит машина. Они сами вас найдут. А сейчас у отеля вас ждет другая. Перенесите вещи — и в путь.

Все так и вышло. До марокканской границы доехали за пять минут. Такси, не останавливаясь, проскочило на марокканскую сторону. Водитель взял у них паспорта, отнес их пограничнику проставить штампы и, вернувшись к машине, велел им пройти с вещами в таможню. В таможне им показали ожидавший «пежо-307» и дали ключи от него. И все это без единого слова. Сев в машину, они, лавируя сквозь толпу, выбрались на набережную и покатили в сторону Тетуака. Оттуда он позвонил Юсре и попросил о встрече в отеле «Баб-Мансур» в Мекнесе. Абдулла уже прилетел из Лондона и мог доставить мать на условленное место.

Путь по Рифским горам, несмотря на свою живописность, был утомителен, и Фалькон выбрал другой маршрут — через Лараш и Сиди-Касем. Дорога заняла три с половиной часа, но пару часов они наверстали благодаря разнице во времени, так что машину в гараж отеля «Баб-Мансур» в Мекнесе они поставили уже к 5 часам. Юсра, Лейла и Абдулла ждали их в одном из баров отеля. Они пили кока-колу. Женщины были в черных платьях, Абдулла — в темно-сером костюме. Юсра держала себя в руках, пока не увидела Фалькона. Он подошел, обнял всех троих, прижал к груди. Представил им Консуэло и сказал Юсре, что должен переговорить с Абдуллой один на один. В по-деловому скучном гостиничном номере Фалькон передал Абдулле письмо Якоба, которое тот прочел, присев на краешек кровати. До этого времени Абдулла сдерживал свои чувства, видимо не желая проявлять их перед домашними. Но письмо совершенно сокрушило его. Начав читать его восемнадцатилетним юношей, он тут же превратился в маленького мальчика. Скорчившись на кровати, он зашелся в беззвучных рыданиях — так плачут от голода малыши. Потом он сел, вытер слезы и, взяв себя в руки, снова повзрослел, став похожим уже на двадцатипятилетнего. Фалькон сжег письмо в мусорной корзине отеля.

— Не надо сейчас обсуждать письмо, — сказал Фалькон. — Пусть сначала все это уляжется в сознании.

— Когда я в Лондоне услышал в новостях его имя, я сначала не поверил, — сказал Абдулла. — Трудно было поверить, что он способен на такое. Поэтому письмо, как оно ни ужасно, все-таки принесло мне облегчение.

Абдулла встал и обнял Фалькона.

— Вы были ему верным другом, Хавьер. Отец не доверился бы вам, считай он по-другому. Если когда-нибудь я вам понадоблюсь, можете на меня рассчитывать. Я отвечаю за свои слова и сделаю все, что потребуется, даже то, что сделал отец.

— Об этом даже не смей и думать, Абдулла!

— Да тут и думать нечего. Но рассчитывать на меня вы можете во всем.

— Я и в самом деле нуждаюсь в твоей помощи, — сказал Фалькон. — Твоя мать бывает в доме Диури в Фесе?

— Конечно. Она наведывается туда ежемесячно. Считает это своим долгом из-за отца. Но знать о вашем плане она не должна. Она очень привязана к Мустафе. Как пишет отец, Мустафа ему был вместо брата, мама и относилась к нему всегда соответственно.

— А тебе он был дядюшкой.

— Самозваным, — сказал Абдулла, стрельнув глазами в Фалькона. — В письме отец этого не касается, но Мустафа — человек влиятельный. Не говоря ни о чем другом, он крупный делец, у него большая торговля коврами. Туристы носят его на руках, хоть он и презирает их от всей души. Я бы не советовал вам лезть в это дело.

— Юсра нужна мне, чтобы проникнуть потом в дом Диури.

— Это вполне реально. Что может быть естественнее для нее при теперешних обстоятельствах, чем поездка в Фес, чтобы выразить сочувствие другим женщинам в семье и погоревать вместе с ними? От нее этого и ждут, — сказал Абдулла. — А что, эта женщина с вами, эта Консуэло, она что, мать этого мальчика?

Фалькон кивнул. Его поразила трансформация юноши — из разболтанного долговязого подростка, каким он был всего месяц назад во время их совместно проведенного отпуска, в последние полчаса он превратился в осмотрительного и целеустремленного молодого человека.

— Лучше ни Лейле, ни маме ничего не говорить насчет мальчика. Женщины семейства Диури очень хорошо друг друга знают, а моя мать — плохая актриса, — сказал Абдулла. — По приезде она сразу же встретится с матерью Мустафы, а это страшная женщина. Возможно, она и не совсем в себе, но глаз у нее зоркий.

— Хорошо, но как в таком случае я проникну в дом?

— Мать буду сопровождать я, но беседовать с женщинами не пойду, останусь внизу и открою вам дверь.

— Ты знаешь этот дом?