Как говорят нынешние медики, правильнее – фурункулез, и они же говорят, что дело далеко не шуточное, притом, безусловно, весьма и весьма болезненное, а также трудноизлечимое.

Печеночная болезнь и карбункулез – две напасти, преследовавшие Маркса многие и многие годы. То и другое приобрело хроническою форму и, будучи залеченным однажды, вновь и вновь возвращалось, вызывая то жалобы пациента, то его проклятья, то спокойное перечисление. Особенно карбункулез.

В силу ряда обстоятельств (в большинстве своем имеющих прямое отношение к истории «Капитала») протекание этой именно болезни Маркса довольно четко прослеживается по письмам. Каждый карбункул точно датирован, документирован, описан и занесен в анналы марксологии.

По всей вероятности, случай, описанный госпожой Маркс, был первым появлением неприятнейшего кожного заболевания Маркса. По описанию, которое мы процитировали, можно судить о том, как все это происходило и в последующие годы – какой аврал наступал в доме Марксов в периоды рецидивов. По сравнению с картиной, нарисованной женою, сообщения самого Маркса весьма лаконичны.

Оправившись от ноябрьских язв, Маркс отправляется устраивать свои денежные дела – сперва к матери, в Трир, а затем к дяде – в Залтбоммел (Голландия). Под рождество 1863 г., приехав в дом Лиона Филипса, он снова пережил обострение болезни; Энгельсу сообщалось об этом:

Прошлую среду я писал тебе о вновь появившихся у меня фурункулах и об «отчаянно» проведенной ночи. На следующий день доктор Ван Анрои обнаружил, что рядом с фурункулом образовался также несносный карбункул, как раз под тем местом, где был прежний…

Отсюда – боли. Ухаживают за Карлом сам дядя Лион и его дочь Нанетта.

…Моя милая, остроумная кузина, наделенная бедовыми черными глазами, печется обо мне и ухаживает за мной на славу…

…Пока что второй кошмар на моей спине далеко не так лют, как первый в Лондоне. Ты видишь это уже из того, что я могу писать (30/313).

Что же, принять ли нам способность писать как критерий для оценки степени остроты приступов болезни Маркса?

20 января 1864 г. Маркс все еще находится в Залтбоммеле:

Когда пришло твое письмо, я поздравлял сам себя с излечением от старых ран, но уже в тот же вечер вскочил большой фурункул над левой грудью, около шеи, а другой – его антипод – на спине…

Правда, это не мешало пешим прогулкам:

…В сопровождении дяди и кузины. Но несколько дней спустя снова появился карбункул на правой ноге.

В неудобном месте, отчего – ни ходить, ни стоять, ни лежать.

…Надо тебе сказать, что кроме этого карбункула ниже задней части появился новый фурункул на спине, а тот, что на груди, едва стал залечиваться (30/316).

Эта эстафета прыщей, конечно, заставляла продлевать пребывание в доме Филипсов, а к тому же и оправдывала отсутствие писем, ибо после цитированного Маркс только 25 февраля пишет другу, извещая уже, правда, о возвращении своем в Лондон.

Надеемся, что за два месяца пребывания Маркса в Залтбоммеле не пришлось ему переживать одни лишь неприятные минуты. По крайней мере, Лиону Филипсу, по возвращении от него домой, написано:

Несмотря на карбункулы и фурункулы, считаю два месяца, проведенные в твоем доме, одним из счастливейших эпизодов в своей жизни и всегда буду испытывать благодарность за доброту, которую вы ко мне проявили…

…Прилагаемые несколько строк прошу передать Нанетте (30/536).

В «Собрание сочинений», которое мы в эту минуту держим в руках, «прилагаемые несколько строк» почему-то не попали. Может, Нанетта их сожгла после прочтения?

Писем домой за те два голландских месяца мы в «Сочинениях» также не обнаружили. Может быть, о делах Карла в Голландии супруге его писали дядя и кузина?

В марте того же года, отправляясь навестить Энгельса в Манчестере, Маркс сообщает о «нескольких новых фурункулах, неожиданно появившихся на различных частях тела» (30/319). По возвращении домой, 19 апреля:

Фурункулез затянулся почти до прошлой недели, что меня весьма «раздражало»… (Там же).

После этого следуют, одно за другим подряд, письма Энгельса в Лондон от 26 апреля, 1 мая, 2 мая, еще одно от 2 мая. Маркс едет в Манчестер, где присутствует при кончине Вильгельма Вольфа – Лупуса, – провожает его в последний путь и получает в наследство около 600 или 700 ф. ст. и все имущество умершего.

Вернувшись в Лондон, в конце мая пишет в Манчестер:

К своему весьма «приятному» удивлению обнаружил сегодня утром у себя на груди два новых «почтенных» фурункула (уже прошлой ночью я не мог уснуть). Спроси у Гумперта, что мне делать. Железа я не хочу теперь принимать, поскольку у меня и без того приливы крови к голове. К Аллену мне тоже не хотелось бы обращаться, так как я более всего боюсь возобновлять серьезное лечение, которое в данное время помешало бы мне в моей работе, а ведь должен же я, наконец, ее закончить…

Не совсем понятно нам нежелание начинать «серьезное лечение». Когда и где таковое мешало работе, а отсутствие его – способствовало? Так или иначе, Маркс желает лечиться только по переписке. Гумперт – домашний врач и друг Энгельса.

…Вопреки тому, что мне говорили по поводу моего здорового вида, я все время чувствовал какое-то недомогание…

(Да болен я, болен, болен…)

…И то большое усилие, которое мне приходилось делать при разработке сравнительно более трудных тем, также, по видимому, было связано с этим чувством неадекватности. Извини меня за этот спинозистский термин (30/327).

Так устанавливается прямая функциональная зависимость скорости написания «Капитала» от фурункулов. Во всяком случае, писалось Марксу нелегко.

В июле опять:

К моему далеко не приятному удивлению, оказалось, что у меня не фурункул, а скорее злокачественный карбункул, бесстыдно развивающийся у самого пениса. Так что пришлось почти 10 дней большей частью пролежать в кровати – и это в такую жару! Рана быстро залечивается… (30/344).

Впрочем, несмотря на столь важную идентификацию карбункула и его злокачественность, тут же о всяких домашних делах (не забудь отправить Лауре цепочку), о «шлезвиг-гольштейнской истории», о публике (Маркс находился на английском курорте Рамсгет). Как видно, переполоха в доме не было. К тому же этот «злокачественный» то ли еще развивается, то ли уже залечивается, а может, то и другое сразу – стоит ли обращать внимание на такие мелочи!

Тут как раз подоспело несчастье с Лассалем. Маркс снова здоров. Во всяком случае, жалоб нет. Вплоть до 2 декабря, когда:

Я в ужасе: снова чувствую на правом бедре начинающийся карбункул. Аллен об этом ничего не знает, так как с некоторого времени я лечился сам (31/29).

Поскольку это так важно, отметим и мы, что на сей раз уже по одному симптому чувствуется, что это будет не фурункул, а карбункул. Для Маркса это отличие имело, по-видимому, какое-то важное значение, ибо позже Кугельману было заявлено напрямик:

Я был болен карбункулами, не фурункулами (31/148).

Однако это