20:00, суббота, 12 августа 1961 года

Хайнц Гофман, министр национальный обороны ГДР и генерал армии, с надменным видом стоял перед своими офицерами. В свои пятьдесят лет этот неестественно прямой в безукоризненно сидящем мундире, на котором медали располагались в восемь рядов, с зачесанными назад волнистыми с проседью волосами человек был похож на немецких генералов, какими их изображают в фильмах о Второй мировой войне. Его можно было даже назвать слишком красивым.

В довоенной Германии он, как и большинство восточногерманских руководителей, был неугомонным молодым коммунистом. Участвовал в антинацистских демонстрациях и, под угрозой ареста, бежал из страны. В 1937–1938 годах воевал под псевдонимом Хайнц Рот в Испании в составе интернациональной бригады, был серьезно ранен. Проведя два года в лагере для интернированных, он приехал в Советский Союз, где закончил специальные курсы по подготовке к будущей работе. В 1949 году взял на себя ответственность за создание восточногерманских вооруженных сил, которые теперь он собирался развернуть против своего народа.

Рядом с ним стоял его самый необходимый офицер, этакая «рабочая лошадка», Оттомар Пех, человек, воевавший в рядах вермахта и взятый в плен русскими на Восточном фронте. Его работа состояла в обучении элитных воинских подразделений и осуществлении координации между тайной полицией и вооруженными силами, что было крайне важно этой ночью.

Перед ними выстроились армейские командиры и старшие офицеры пограничной полиции. Дело происходило в штабе Национальной народной армии, в Штраусберге, примерно в тридцати километрах к востоку от Берлина. Они плотно поужинали; стол ломился от деликатесов – разные сорта колбас, ветчина, телятина, икра, копченый лосось, – явно недоступных большинству восточных немцев. На столе было спиртное, но офицеры в основном пили кофе, поскольку, по слухам, ночью они примут участие в секретной операции.

Гофман сообщил офицерам, что им предстоит, после того, как они посмотрели фильм, в котором прославлялась военная мощь социалистических сил, фильм, который должен был укрепить моральный дух и придать решимости. Ровно в 20:00 Гофман вручил офицерам запечатанные конверты с первым приказом. Затем были проинформированы младшие по званию офицеры, по убывающей, от высших к низшим, многие по телефону. В течение субботы тысячи солдат и полицейских находились в казармах и на учебных полигонах.

В 22:00 Хонеккер был уверен, что его аппарат делает все точно по плану и готов к полной мобилизации. В течение ночи он получал донесения от командного состава, окружных комитетов партии и ведомств. Его щупальца протянулись повсюду. Позже Хонеккер говорил, что операция, которую он начал в ночь с субботы на воскресенье, заставила мир «навострить уши».

Незначительная информация, просочившаяся на Запад, не вызвала никакой реакции. Председатель Свободной демократической партии Западной Германии Эрих Менде связался с министром Аденауэра, отвечавшим за innerdeutsche Angelegenheiten, внутренние дела Германии, Эрнстом Леммером после того, как получил информацию о некоторых «признаках», указывающих на то, что Ульбрихт планирует в скором времени принять Sperrmassnahmen, меры по блокированию центра Берлина. Информация показалась Менде настолько убедительной, что он пришел к Леммеру, чтобы обсудить нависшую угрозу. Внимательно изучив карту города, они пришли к выводу, что запереть границу не представляется возможным.

«Это невозможно», – заканчивая разговор, заявил Менде.

Однако ровно в полночь Хонеккер позвонил в штаб армии и отдал приказ приступить к выполнению «невозможного».

«Вам известно задание! – сказал он. – Вперед!»

Гофман немедленно привел в движение свои подразделения: приблизительно 3150 солдат, 100 танков и 120 бронетранспортеров 8-й моторизованной артиллерийской дивизии двинулись из Шверина к Берлину и расположились в районе Фридрихсфельде в Восточном Берлине. Еще 4200 солдат, 140 танков и 200 боевых машин пехоты 1-й моторизованной дивизии по приказу Гофмана двинулись из Потсдама. Они формировали второе кольцо обороны. «Живую цепь» – пограничную линию – составляли 10 тысяч человек из подразделений восточногерманской народной полиции и боевых групп рабочего класса.

В общей сложности в операции были задействованы 8200 сотрудников народной полиции, 3700 сотрудников транспортной полиции, 12 тысяч рабочих и 4500 сотрудников государственной безопасности. В боевой готовности на тот случай, если закрытие границы приведет к чему-то вроде национального восстания 1953 года, находились 40 тысяч восточногерманских солдат. Солдаты из Саксонии, считавшиеся особенно надежными, пополнили ряды десятитысячной Народной армии, размещенной в Берлине.

Ночь была прохладная и ясная – идеальная для выполнения задачи. По всей видимости, мать-природа была коммунисткой.

Гросс-Дольнзее, Восточная Германия

22:00, суббота, 12 августа 1961 года

Ульбрихт посмотрел на часы. «Мы должны провести небольшое совещание», – сказал Ульбрихт своим гостям.

Было ровно 22:00, пришло время собрать гостей в одной комнате, чтобы сделать объявление. Они устали, объелись и были готовы разъехаться по домам, проведя более шести часов на воздухе в компании Ульбрихта. Многие были навеселе. Но все покорно пошли в комнату.

Ульбрихт сообщил им, что через три часа будет закрыта секторная граница между Восточным и Западным Берлином. В заранее напечатанном приказе, который должны были одобрить министры, он уполномочил восточногерманские силы безопасности установить «надлежащий контроль на открытой границе между социалистической и капиталистической Европой».

«Все согласны?» – спросил Ульбрихт. И гости молча кивнули.

Он сообщил гостям, что в целях обеспечения полной безопасности они, как и его домашние, не смогут покинуть Дольнзее до тех пор, пока операция не войдет в полную силу. Еды и выпивки много, заявил Ульбрихт, так что можно продолжать вечеринку.

Никто не возразил. Тремя днями ранее Ульбрихт сказал послу Первухину: «Мы вместе посидим за столом, выпьем. Я поделюсь с ними решением закрыть границу и ни минуты не сомневаюсь, что они одобрят это решение. Но самое главное, я не позволю им уехать, пока мы не закончим операцию».

«Береженого Бог бережет», – сказал он.

Офис агентства Рейтер, Восточный Берлин

22:00, суббота, 12 августа 1961 года

Келлетт-Лонга намного больше волновала собственная карьера, нежели судьба Берлина.

Прошло десять часов, а он так и не нашел фактов, подтверждающих сказанное им в пятничной статье. Он вернулся на Восточный вокзал в поисках какой-нибудь необычной активности и для того, чтобы найти продавца, который регулярно обеспечивал его свежим номером «Нойес Дойчланд» – газеты коммунистической партии, сообщавшей все важные новости.

Он с жадностью накинулся на газету и, читая обычные статьи, в которых «ничто не указывало на то, что должно что-то произойти», почувствовал, что силы покидают его.