«И это все, что они способны делать, – подумал он. – Только и умеют, что зачитывать сообщения и передавать хорошую музыку».

Французский сектор, Западный Берлин

1:50, воскресенье, 13 августа 1961 года

Спустя двадцать минут после начала операции в Западном Берлине полицейский Ганс Петерс увидел яркие фары полудюжины восточногерманских армейских грузовиков, движущихся по дороге, которую он патрулировал. Штрелицерштрассе была одной из ста девяноста трех улиц, пересекавших открытые участки секторной границы между двумя Берлинами.

Грузовики остановились, из них стали выпрыгивать солдаты и рассыпаться по обеим сторонам улицы. У каждого в руках были длинные предметы, которые Петерс принял за автоматы. Петерс, ветеран армии Третьего рейха, воевавший на Восточном фронте, вытянул из кобуры свой револьвер «смит-вессон». Он понимал, передергивая затвор, чтобы дослать патрон в патронник, что это не спасет его от такого количества вооруженных солдат. Петерс укрылся в дверном проеме и оттуда стал вести наблюдение за событиями, которые в ту ночь повторились в десятках других мест.

Две команды, каждая по шесть солдат, растянулись, легли, опершись локтями о тротуар, лицом на запад и установили автоматы на станки-треноги. Они не выказывали намерения вторгнуться на Запад, а просто сформировали линию, чтобы удержать невидимого противника. За их спиной две другие команды вытащили из грузовиков рулоны колючей проволоки и деревянные козлы. Перегородили улицу козлами и, разворачивая рулоны, натянули колючую проволоку на козлы.

Петерс находился во французском секторе, но французские солдаты спокойно спали. Этот западноберлинский полицейский в полном одиночестве наблюдал за безупречно выполняемой операцией. Он видел, что враг перекрыл улицу настолько тихо и быстро, что ни один из жителей Штрелицерштрассе даже не выглянул в окно.

Установив границу, солдаты повернули оружие на восток, готовясь сдерживать своих сограждан. Петерс предупредил свое начальство о том, чему стал свидетелем.

Американская миссия, Западный Берлин

2:00, воскресенье, 13 августа 1961 года

Получив первые сообщения о закрытии границы в районе двух часов ночи, Алан Лайтнер, высший гражданский чиновник американской миссии в Западном Берлине, решил не будить своих начальников. Вашингтон имел привычку слишком остро реагировать на любые известия, и Лайтнер решил сначала все подробно выяснить и только потом докладывать в Вашингтон. Кроме того, был выходной день, и его боссы были бы недовольны больше чем обычно, если бы он разбудил их, а потом бы выяснилось, что в этом не было никакой срочности.

Высшие чиновники американской, британской и французской союзнических миссий в Западном Берлине стали перезваниваться, чтобы понять, в чем дело. «Похоже, что-то происходит в Восточном Берлине», – сказал Лайтнер дипломатическому чиновнику Уильяму Ричарду Смайзеру, работавшему в восточном отделе. Лайтнер хотел, чтобы Смайзер проверил, что происходит в Восточном Берлине. Только в 2:30 утра в предрассветных сумерках Смайзер вместе с коллегой Франком Тринка выехал на своем «Мерседесе-190SL» из миссии и доехал до Потсдамской площади [71], где сотрудники народной полиции и члены рабочих групп разворачивали первые рулоны колючей проволоки.

Когда они сказали американцам, что проход закрыт, Смайзер возмутился: «Мы – чиновники американской военной миссии. Вы не имеете права останавливать нас».

Это была первая проверка того, станут ли Советы и их восточногерманские клиенты лишать союзников права свободного прохода в Берлин, потенциальный спусковой крючок для американского военного ответа. Переговорив с начальством, полицейские освободили проезд, чтобы дипломаты могли ехать дальше. В ту ночь полицейские не пропустили ни одного восточного немца, но им был дан четкий приказ не препятствовать передвижению союзнических чиновников. Хрущев претворял в жизнь обещания, данные Кеннеди.

В течение часа Смайзер с Тринка катались по Восточному Берлину, наблюдая лихорадочную деятельность полицейских и отчаяние отдельных горожан. Вдоль всей границы полицейские устанавливали бетонные столбы и натягивали колючую проволоку, перегораживая улицы, идущие с востока на запад. На вокзале Фридрихштрассе, важном пересадочном узле Восточного Берлина, вооруженные полицейские блокировали слабоосвещенные платформы; измученные потенциальные пассажиры сидели на чемоданах и узлах, многие плакали. Вглядываясь в их лица, Смайзер мог представить, о чем они думают: «Боже, почему мы не уехали на день раньше?»

В эту ночь разлучали детей и родителей, влюбленных и друзей. Одному из солдат Руди Турова было настолько стыдно, что он помешал людям жить, как прежде, что в то утро он, перепрыгнув через колючую проволоку, сбежал на свободу.

Смайзер и Тринка, возвращаясь в Западный Берлин через Бранденбургские ворота, были опять остановлены восточногерманским полицейским, который отпустил их только после того, как переговорил с представителем коммунистической партии Восточной Германии, который контролировал работу на этом участке.

Дипломатам удалось узнать совсем немного, и в американской миссии было принято решение, что до тех пор, пока у них не будет полной картины того, как разворачивается кризис, не стоит отправлять доклад в Вашингтон. Команда Лайтнера пришла к выводу, что у них нет ни возможности, ни людских ресурсов, чтобы полностью разобраться в происходящем, а опираться только на сообщения новостных агентств они не считали возможным. В любом случае им бы понадобилось пять-шесть часов, чтобы отправить официальную телеграмму из Берлина в американское посольство в Бонн, а оттуда в Вашингтон. Кроме того, закрытие границы лишило их возможности связаться с людьми, обычно поставлявшими им информацию, чтобы получить объективные доказательства того, что происходит в Восточном Берлине.

Лайтнера особенно интересовало, видели или нет Смайзер и Тринка, чтобы советские солдаты принимали непосредственное участие в операции.

С одной стороны, закрытие границы не представляло особой военной угрозы для США, поскольку не наблюдалось сосредоточения советских войск в Берлине. С другой стороны, восточногерманский режим нарушил существующее соглашение с четырьмя державами, запрещавшее присутствие восточногерманских войск в Восточном Берлине, не говоря уже об использовании их для оккупации города и закрытия границы.

В 11:00 по берлинскому времени Лайтнер отправил Раску первую телеграмму с полным отчетом; до этого он несколько раз отправлял отрывочную информацию, используя так называемые критические каналы, через которые не позволялось отправлять секретную информацию. В телеграмме говорилось: «Рано утром 13 августа восточногерманский режим предпринял жесткие меры, в результате которых закрыт вход в Западный Берлин для жителей советской зоны и Восточного Берлина». Он сообщил, что эти действия предприняты «очевидно, в связи с увеличившимся потоком беженцев, что привело к экономическим потерям ГДР и утрате престижа социалистического лагеря».