– Знаете, у меня все есть, ребятки, – мудро заявил Толстый, выслушав нас со Стасом. – Так что… А если я сделаю то, о чем вы просите, я многим рискую… Впрочем, я рискую многим, даже если не сделаю то, о чем вы просите. Впрочем… Я помогу вам. Чтобы досадить этому жадному придурку, я готов… Однако как бы вам не пролететь с такими масштабами!

Мы ударили по рукам и вручили бывшему группировщику десять «лимонов» на командировочные расходы. Улететь в столицу он обещал сегодня же, ночным рейсом Новотопчинск – Москва. Дело в том, что младший братишка Протаса, студент Новотопчинского университета (юрфак), в данный момент находился в Москве на трехмесячных курсах подготовки для поездки с группой перспективных студентов в какой-то американский университет. Толстый, пребывавший со Снеговым-младшим в приятельских отношениях, должен был встретиться с ним вроде бы ненароком, повести в кабак и, ужрамшись вдрызг, поведать о деталях доставки «дури» для кировской бригады. На следующий день он должен был встретиться с братом Протаса и горячо попросить его, чтобы тот молчал о вчерашних пьяных базарах – а то Толстому головы не сносить!

Славе и Сереге Айдашину предстояло выяснить, в каком вагоне едет курьер, и вмонтировать четыре портативные видеокамеры и… и самим прибыть в этом же вагоне, прикинувшись обычными пассажирами.

…Пока наши оперативники развлекались в столице, мы даром времени не теряли. Машина тотальной слежки за фигурантами «Троянского коня», запущенная Славой Завалеевым, успешно функционировала, позволяя нам пребывать в курсе всех подробностей жизнедеятельности супостата, – опираясь на эти подробности, наш маленький коллектив доводил Гогу до «кондиции», выжидая, когда наступит удобный момент для последнего «нажима» на растревоженную психику бригадира.

Гога буквально рвался на части в бесплодных попытках отыскать невесть откуда свалившихся хулиганов. Октябрьская бригада забросила все дела и вела оперативно-розыскную работу. Уже к обеду следующего дня удалось установить принадлежность обнаруженного в парке магнитофона, что породило первый небольшой скандальчик между Гогой и Татарином. Мудрый Татарин взял Гундоса под защиту, заявив, что его лепший кореш не может сотворить такое мерзкое деяние, и бригадиры расстались недовольные друг другом.

«Пидарский накат» на Гогу не ограничивался ночной вакханалией. Ежечасно бригадиру звонили разные товарищи из разных мест города и довольно прозрачно намекали на его «немужиковское» прошлое. Пейджер у Гоги выдавал всякую информацию от неизвестного абонента из Сыктывкара. Гога ушел в себя, никуда не выходил и целый день сидел на балконе, потребляя неумеренно пиво, которое любил больше жизни. Сидел с телефоном в руках, ожидая сообщений от подчиненных о положительных результатах оперативно-розыскной работы. Положительных результатов, увы, не было. Подчиненные периодически привозили Гоге обнаруженные в разных местах города листовки. Все с тем же гомосексуальным уклоном – и все про Гогу. Гога те листовки рвал на части, топтал ногами и развеивал по ветру, бросая с балкона. Под домом образовывалась изрядная куча рваной бумаги, к которой подходить никто не решался – боялись… А разок случилась вообще жуткая «залипуха»… Гога ведь на балконе сидел безвылазно. А в парке с утра до вечера транслировали радиоконцерты. И вот, представьте себе, однажды, часиков этак в двенадцать на третий день после начала «телефонной войны», мощные репродукторы милым голосом молодой дамы передают на весь Октябрьский парк: «А теперь по заказу Сыктывкарского клуба секс-меньшинств передаем песенный привет собрату по убеждениям, проживающему в нашем городе, – Анджею Стадницкому…» И полились первые такты славненькой песенки: «…Медленно минуты уплывают вдаль, встречи с ними ты уже не жди…» Сказать, что Гога кричал в телефонную трубку, требуя немедленной расправы с коллективом радиоцентра, – значило поскромничать.

В пятницу Оксана проанализировала ситуацию и сообщила, что клиент дошел до кондиции – можно брать тепленьким. Мы со Стасом, Коржиком и Сашей Шрамом тут же прокатились к бару «Мария», где обнаружили припаркованный вопреки всем дорожным правилам посреди улицы «Шевроле» Гогиного приближенного Щуки. Стас – рубаха-парень – зашел в бар и, обнаружив отдыхающих в уголке Щуку с Сушкой, ласково сообщил им, что он из кировской бригады, а кировский бригадир, зная страсть Гоги к пиву, посылает ему подарок – два ящика сногсшибательного баварского пива, про которое никто, мол, ранее и не слыхивал! Поехали, заберем – здесь два квартала.

– Это небезопасно, – лениво сказал Щука.

– Что небезопасно? – удивился Стас. – За пивом ехать?

– Не… небезопасно пиво Гоге везти, – сообщил Сушка. – Он щас на взводе – что-нибудь не так ляпнешь – порвет. Щас лучше подальше от него держаться.

– Так давайте я вам пиво отдам, а вы к дому подъедете и позвоните. А он пиво получит и, глядишь, подобреет… А?

– Хм… ну, давай, – согласился Щука. – Только ты тогда с нами поедешь – если Гоге будет облом кого-нибудь посылать вниз, сам понесешь и скажешь ему че почем. Идет?

– Можно, – согласился Стас. – Пошли…

Через несколько минут Стас с «быками» забрали в подвале мелкооптового магазина-склада два ящика пива – оно действительно было необычным в своем роде; мы обыскали весь город и обнаружили три ящика безалкогольного пива с отвратительным вкусом, но с очень красивыми этикетками – и поехали к Гогиному дому. Я, Саша Шрам и Коржик на почтительном удалении ехали вслед за ними в готовности приступить к экстренным действиям.

Звонить Гоге не пришлось – бригадир сидел на балконе и, едва «Шевроле» Щуки подрулил к дому, свесился вниз, наблюдая за машиной.

– Что?! – нетерпеливо спросил Гога, когда Щука высунулся из машины. – Что там?! Есть что?!

– Не-а, – опасливо ответил Щука. – Мы того… пиво тебе привезли, от кировцев – тама, у подъезда, два ящика. Спусти Ухо – пусть заберет…

Вопреки опасениям Щуки, Гога ничего спрашивать не стал – утратив интерес к происходящему, он крикнул:

– Ухо! Бегом вниз – пиво притащи… – И вернулся на прежнее место.

Ящики с пивом действительно стояли у подъезда. А еще у этого подъезда стоял наш «Ниссан»: воспользовавшись тем, что с этой стороны дома балконов нет, мы безнаказанно подрулили вплотную к блоку и ждали.

– Фу, пронесло, – облегченно выдохнул Щука, когда Сушка тронул «Шевроле» с места, выезжая на шоссе. – Ну, братуха, и тебе повезло, – он обернулся к сидевшему сзади Стасу и поперхнулся: «братуха» держал в руках два револьвера, направляя стволы в спины «быкам», и загадочно улыбался.

– Я международный террорист-маньяк, – сообщил Стас, демонстративно взводя курки. – Только пикните – обоих пришью! Поезжай вперед – и без фокусов у меня!

А мы в это время забрали пиво и приняли на борт спустившегося олигофрена, который и не думал сопротивляться, выслушав подходящее к случаю объяснение.

– Гога пиво любит? – ласково спросил я коротыша.

– Любит! – утвердительно кивнул огромной башкой олигофрен. – Ой любит! Давай пиво – где?