«У меня мало времени, чтобы открывать дискуссию. Дело, которое я тебе поручаю, мною тщательно обдумано и имеет государственную важность. Мне ли тебе объяснять, что всякого рода личные чувства и привязанности тут не могут приниматься в расчет. Прости меня, дорогой мой мальчик. Будь у меня другая возможность, я бы к тебе не обращался за помощью».

… «Мальчику» в ту пору был тридцать один год. И Август никогда не называл его «дорогим моим мальчиком»…

Мне об этом разговоре поведал один человек, осведомленности которого я вполне доверяю. Однако могу допустить, что всё было иначе и, как некоторые утверждают, Тиберий самым решительным образом отказывался, а принцепс его сначала ласково уговаривал, приводя аргументы, затем сурово приказал и чуть ли не пригрозил…Как бы то ни было, через месяц Юлия стала женой Тиберия Клавдия Нерона.

Тут Вардий пустил лошадь рысью и вырвался вперед.

А когда замедлил аллюр, вернулся и продолжал:

IV. — У Тиберия был целый месяц, чтобы обдумать свое положение. Он его всесторонне обдумывал. Если смотреть «со стороны Палатина», женитьба на Юлии была органичным продолжением его блестящей карьеры: два года назад его сделали консулом, год назад — проконсулом ближайшей и важнейшей для Рима провинции Иллирии, в которой он, Тиберий, успешно себя проявил, покоряя далматов и бревков. Сделавшись мужем Юлии и отчимом Гая и Луция Цезарей, он фактически встанет на место покойного Марка Агриппы — второго человека в империи, ибо Меценат давно уже третий, если не шестой в государстве. И ежели вдруг случится трагическое, но естественное, ужасное, но величественное, и Август воистину станет богом, то есть следом за божественным Цезарем вознесется на небо и превратится в звезду или в комету, то он, Тиберий, учитывая малолетство Гая и Луция, вполне может рассчитывать на принципат и на верховное управление Римом… Всё так, если смотреть на дело с Палатинского холма.

Но если «смотреть с Капитолия»… Друз, его младший брат, оставленный без присмотра, горящий желанием подчинить себе всю дикую Германию, от Рейна до Эльбы, от Ретии до Янтарного моря, поддерживаемый легатами и центурионами, обожаемый солдатами, дерзкий и доблестный Друз, от самого Марса Градива получивший дар полководца и воспитавший его с помощью Марка Агриппы, он, Друз Клавдий Нерон, наверняка добьется успеха, одержит блестящие победы, будет провозглашен императором, вернется в Рим, триумфатором промчится по Священной дороге, взойдет на Капитолий. А он, его старший брат, Тиберий, в это время, как мул, осознающий свою полезность, будет тихо и покорно везти телегу с капризной женой и ее детишками, солдатами забытый, легатами не ценимый, народом уважительно пренебрегаемый. Победоносный Друз и лишенный легионов Тиберий! Друз блистательный и великолепный и — очередной муж Юлии, воспитатель чужих наследников, один из нескольких десятков консуляров… Так это скоро может выглядеть, если смотреть с Капитолия.

Мнительный Тиберий перебирал в голове возможные перспективы, то гордясь своим возвышением, то болезненно переживая свое отстранение от армии, свою «ссылку в Рим», свой развод с любимой женой. Он никак не мог окончательно решить для себя, что с ним все-таки сделали: вознесли или опустили, наградили или унизили, возблагодарили, наконец, за его тяжкие труды или же в очередной раз «усадили на левую пристяжную»… Он никак не мог забыть, что во время Актийского триумфа своего великого отчима он, старший сын Ливии, ехал на левой пристяжной, тогда как племянника Октавиана, желторотого и женоподобного Марцелла, усадили на правую, повторяю, на правую пристяжную!..

С сомнениями своими Тиберий отправился к матери. Но Ливия уверенно объяснила: женитьба на Юлии — несомненное повышение. Инициатором этой женитьбы была она, Ливия, уговорившая своего мужа сделать ее старшего сына вторым человеком в государстве, учитывая государственный ум Тиберия, его полководческие таланты, его исключительное трудолюбие и беззаветную преданность делу, Семье, Империи и лично Августу. Про бывшую жену Випсанию следует самым решительным образом забыть. «Любовь, — говорила Ливия, — она — для поэтов, а не для государственных деятелей. Ты думаешь, Агриппа не любил свою прежнюю жену? Но он радостно согласился жениться на своенравной Юлии, ибо сразу же смекнул, как перспективен для него этот брак, как он возвысит его над Меценатом и над прочими соратниками великого Августа».

Когда же Тиберий стал возражать матери и заговорил о двух взглядах, с Палатина и с Капитолия, мудрая Ливия рассмеялась и ответила:

«А ты смотри из Карин. Если проявишь присущие тебе мудрость и осторожность, если умело подберешь ключик к сердцу Юлии и привлечешь ее на свою сторону… Этого не удалось сделать Агриппе, который, при всех его талантах, сущим дураком выглядел в качестве Юлиного мужа… Не повторяй его ошибок. Смотри на мир и на свое будущее из Карин! И скоро, увидишь, не только Капитолий и Палатин, но все остальные холмы Рима тебе покорятся…»

Карины, если ты не знаешь — это такой квартал между Целием и Эсквилином. В Каринах, в бывшем доме Помпея Великого, жил Тиберий. Туда, после свадьбы, должны были привести Юлию, новую жену Тиберия и единственную дочь Августа…

Вардий опять выдвинулся вперед. А потом опять вернулся и поравнялся со мной.

V. — В первую брачную ночь, — продолжал Гней Эдий, — когда Юлию и Тиберия отвели в спальню, пасынок Цезаря признался его дочери: «Я всё понимаю и не собираюсь домогаться твоей любви, прекрасная Юлия. Ты и я, мы оба — заложники государственного решения. Следуя обычаю, эту ночь нам придется провести вместе. А дальше… В моем доме несколько спален. И ты выберешь ту, в которой тебе будет удобнее».

«А супружеские обязанности ты не собираешься исполнять?» — спросила Юлия, не то насмешливо, не то с благодарностью.

«Главная моя супружеская обязанность, как я ее себе представляю, — быть тебе другом и помощником», — ответил Тиберий, лег на ложе и, поцеловав руку Юлии, заснул тихим и безмятежным сном.

То есть, с первой минуты продемонстрировал свое понимание ситуации, свою аристократическую деликатность и разительное отличие от Марка Випсания Агриппы, прежнего мужа Юлии. И в последующие дни неукоснительно соблюдал избранную манеру поведения: на людях, особенно на глазах у Августа и Ливии, обращался с Юлией, как хорошему мужу пристало: владетельно, но ласково, предупредительно, но по-хозяйски; но стоило им уединиться в бывшем доме Помпея Великого, нынешнем доме Тиберия, предоставлял супруге полную меру свободы и уединения: спали они в разных спальнях, завтракали и обедали раздельно, встречались и разговаривали только по желанию Юлии.

Заботу о детях Юлии Тиберий целиком взял на себя. Чуть ли не ежедневно отправлялся в палатинский дом Августа и там надзирал за обучением и воспитанием девятилетнего Гая и восьмилетнего Луция Цезарей, сотрудничая в этом деле со своей матерью Ливией. А вернувшись домой, играл и возился с шестилетней Юлией Младшей, с трехлетней Агриппиной, с маленьким Постумом… Четырехлетнему Друзу Младшему, родному своему сыну, он уделял намного меньше внимания, и мальчиком занимался приставленный к нему грек-«педагог».