Каррера колебался, предлагая различные планы действий, чтобы остановить испанцев. Он сжег портрет наместника на главной площади Сантьяго и назначил вознаграждение за голову командующего испанской армией. Но это были абсолютно бесполезные жесты. О’Хиггинс просил его принять на себя командование войсками на передовых позициях, но Каррера не хотел оказаться ни в руках О’Хиггинса, ни в руках испанцев. О’Хиггинс посмеивался над ним: «Вам следует занять пост, достойный главнокомандующего, а я присоединюсь к вам в качестве адъютанта или командира одной из дивизий, а может быть, маленького подразделения, или просто возьму в руки ружье». Но Каррере не хватило мужества. Он предпочел, чтобы его заменили братья. Испанцы подошли к реке Качапола, южнее Ранкагуа. До Сантьяго оставалось всего пятьдесят миль.

30 сентября 1814 года Осорио перешел реку Качапола с большей частью своей армии и, повернув направо, двинулся вдоль берега к городу Ранкагуа. Блокировать наступление Осорио был послан отряд под командованием Луиса Карреры. Испанцам удалось обойти его. Луис Каррера не оправдал доверия. После этого вдоль реки пошел отряд его брата — Хуана Хосе Карреры. Но и он действовал не лучше. Приближение Осорио испугало Хуана Хосе, и он бежал в Ранкагуа.

О’Хиггинс во главе третьего отряда, шедшего вдоль реки, надеялся объединиться с отрядами братьев. Однако он был поставлен перед выбором: либо присоединиться к отряду Луиса Карреры и стремительно отступать, оставив Хуана Хосе во власти Осорио, либо отправиться на помощь Хуану Хосе.

Город, окруженный во много раз превосходящей силы патриотов испанской армией, был расположен так, что не имел естественной защиты. Офицеры О’Хиггинса говорили ему, что вводить в город войска — настоящее безумие. Однако О’Хиггинсом двигали великодушие и безрассудство — он рисковал жизнью своих солдат, заставляя участвовать в почти безнадежном деле.

Это была одна из самых мужественных и в то же время одна из самых бессмысленных и кровопролитных кампаний в военной истории. Нечто похожее было только в Крыму. Виной тому упрямство и гордыня О’Хиггинса и ошибка старшего Карреры. И тем не менее эта военная кампания сделала О’Хиггинса великим и спасла честь чилийской нации. После битвы в Ранкагуа создание независимого государства Чили стало неизбежным.

Ночью 30 сентября О’Хиггинс верхом на коне въехал в Ранкагуа во главе своей колонны. Это был типичный колониальный городок. Низкие домики расположились вокруг главной площади в шахматном порядке. Четыре главные улицы расходились от центральной площади не с углов, а из середины каждой стороны площади. О’Хиггинса встретил Хуан Хосе, самый никчемный из братьев Каррера. Он обнял О’Хиггинса со словами: «Я старше вас по званию, но подчиняюсь вашей власти». О’Хиггинс холодно ответил: «Я принимаю командование». Он начал возводить баррикады на главных улицах. Каждую из них прикрывали две пушки. На крышах расположились снайперы. Все припасы были собраны в центре площади. Церковь стала наблюдательным пунктом. Патриоты подняли чилийский флаг, задрапированный в черную материю. Этим они хотели показать, что будут защищать город до последнего.

У испанцев было четыре с половиной тысячи хорошо вооруженных людей. Почти половина из них — образцовые войска, включая великолепный полк Талаверы. У О’Хиггинса не имелось даже половины испанского войска. В распоряжении патриотов были в основном плохо обученные ополченцы, которые порой не имели представления, как держать ружье. К тому же ружей у них было мало.

На следующее утро по зеленой равнине, раскинувшейся под снежными вершинами гор, солдаты полка Талаверы тремя колоннами пошли в наступление. Патриоты встретили их ожесточенным артиллерийским и ружейным огнем. Уже через час роялисты были вынуждены отступить. Днем Осорио вновь двинул свои войска вперед. Пушки были нацелены на баррикады патриотов. Испанским пехотинцам было приказано захватить улицы и пробираться по плоским крышам домов. С обеих сторон гремели пушечные выстрелы, трещали мушкеты. Метр за метром испанцы по крышам продвигались к площади, но отчаянная штыковая атака патриотов вновь заставила их отступить. Этот жестокий уличный бой длился несколько часов. Испанцы уже приблизились к площади, но наступление темноты заставило обе стороны прекратить борьбу.

Улицы были завалены трупами. В лагерях противоборствующих сторон мерцали огни. В ночной тишине слышались стоны раненых. О’Хиггинс знал, что может продержаться только один день. В лагере патриотов почти закончились запасы воды и иссякали боеприпасы. О’Хиггинс направил отчаянное послание с просьбой о помощи Луису Каррере, который командовал третьей колонной.

Осорио тоже стоял перед выбором. Он получил указание от наместника Перу, который предписывал ему возвратиться в Перу вместе с полком Талаверы и другими местными войсками. В Перу возникла угроза восстания. Наместник считал, что если война в Чили все еще не закончена, то Осорио должен заключить перемирие. Однако Осорио был уверен, что победа его близка, и он проигнорировал инструкции наместника. Но испанцы уже дважды отступали. Победа ускользала из рук Осорио. Он принял решение прекратить наступление, однако на следующее утро вновь отдал приказ атаковать. Испанцы медленно приближались к площади, но вдруг с церковной башни, служившей патриотам наблюдательным пунктом, раздался радостный крик. Вскоре испанцы увидели вдали облако пыли — это на помощь патриотам шла армия под командованием Луиса Карреры.

Испанцы развернулись и начали занимать другие позиции, готовясь к отражению атаки. Ситуация резко изменилась. Осорио грозила опасность оказаться меж двух огней. На площади уже раздавались ликующие возгласы патриотов.

Вдруг с наблюдательного поста на башне сообщили, что армия Луиса Карреры отступает. На площади установилась напряженная тишина. Никто не мог поверить в происходящее. Внезапно эту мертвую тишину нарушил резкий крик О’Хиггинса — он призвал своих солдат двигаться вперед. Испанцы усилили натиск. В конце концов О’Хиггинс осознал, что его положение безнадежно. Запасы воды иссякли. Полуденное солнце будто остервенело — лица солдат горели, а их губы были черны. Пушки были до такой степени раскалены, что, когда их заряжали, они тут же взрывались. О’Хиггинс приказал поджечь дома вокруг площади. Это была последняя, отчаянная мера. Но испанцы уже прорывались к площади. В пороховой склад патриотов попала искра. Он взлетел на воздух.

О’Хиггинс отдал приказ с боем отходить. Так же как Кортес триста лет назад в Мехико с боем продвигался по мостовым Теночтитлана во главе пятисот солдат, О’Хиггинс верхом на лошади прорывался по узким, заваленным трупами улицам Ранкагуа. Чтобы заставить противника отступить, они поставили мулов впереди. Но О’Хиггинсу не удалось на лошади протиснуться через баррикады со стороны площади. Его адъютант был убит. Испанский солдат направил свою лошадь прямо на О’Хиггинса и чуть не убил его, но все-таки промахнулся. Когда лошадь О’Хиггинса была ранена, он спешился и продолжил выводить своих людей с площади. Вырвалось из кольца меньше половины. Среди выживших был и Хуан Хосе Каррера.