Сумасшедший, но сумасшедший лис, понимаете? Не знаю, как бы все повернулось, если бы дверь открыл кто-то из судейской бригады, но открыл ее сам Вендерс, и готов спорить, что умер он прежде, чем понял, что за дверью стоял совсем не почтальон.

Это и вправду оказалась бритва. Или ее часть. Когда она была не нужна, он засовывал ее под небольшое жестяное колечко, похожее на детский игрушечный перстенек. И только когда он сжимал правую руку в кулак и давил большим пальцем на кольцо, из-под него вылезала тонкая полоска лезвия. Вендерс открыл дверь, а Кацанис полоснул его по шее и перерезал ему глотку. Когда я увидел лужу крови после того, как его увели в наручниках – господи, сколько же там ее натекло, – я думал только о сорока тысячах зрителей, скандировавших: «УБЕЙ СУДЬЮ!» – с тем же жаром, с каким они орали: «БЛО-КА-ДА!» В буквальном смысле никто ничего подобного не хотел, но парень этого не понимал. Особенно с учетом того, как Ду наговорил ему, что Вендерс засудит их обоих.

Когда из раздевалки выбежали копы, Билли «Блокада» просто стоял там в залитой кровью белой форме, а Вендерс лежал у его ног. Он не пытался ни сопротивляться, ни кого-то порезать, когда его скрутили. Просто стоял и бормотал себе под нос:

– Я достал его, Ду. Билли достал его. Он больше никого не засудит.

Вот и конец истории – по крайней мере, известной мне части. Что же касается «Титанов», то поищите сами, как говорил старик Кейси: все те незасчитанные игры и все те сдвоенные игры, где мы надрывались, чтобы наверстать потерянные очки. Все кончилось тем, что кетчером мы поставили старину Хьюби Раттнера, который отбивал с соотношением 0,185 – гораздо ниже того, что сейчас называют «линией Мендосы». Дэнни Дузену диагностировали некое «внутричерепное кровоизлияние», и из-за этого он остаток сезона просидел на скамейке запасных. Попытался вернуться в 1958-м – печальное зрелище. Пять выходов на игру. В трех из них он даже не смог попасть мячом по базе. В двух других… помните последнюю встречу «Бостон ред сокс» и «Нью-Йорк янкиз» в плей-офф 2004-го? Как у «Янкиз» подавал Кевин Браун, а «Ред сокс» набрали с его мячей целых шесть хоумранов за первые два иннинга? Вот так подавал Дэнни Ду в 1958-м, когда ему удавалось правильно выполнить подачу. Ничегошеньки у него не осталось. И все же после всех этих напастей нам удалось опередить в финале «Окленд атлетикс» и «Сенаторс». Вот только во время Всемирной серии Джерсийца Джо Дипунно хватил инфаркт. Кажется, в тот самый день, когда русские запустили первый спутник. С окружного стадиона Джо вынесли на носилках. Он протянул еще пять лет, но от прежнего Джерсийца осталась только тень, и, уж конечно, он больше никогда не руководил командой.

Он говорил, что тот парень высасывал удачу, и в этом оказался куда прозорливее, чем думал. Мистер Кинг, тот парень прямо-таки утягивал удачу, словно черная дыра.

В том числе собственную. Уверен, вы помните, как закончилась эта история. Как его отвезли в окружную тюрьму в Эссексе и держали там для этапирования в Айову. Как он проглотил кусок мыла и задохнулся. Представить не могу более жуткой смерти. Сезон тогда выдался кошмарный, спору нет, и все же, пока я вам о нем рассказывал, я вспомнил и кое-что хорошее. Например, то, как старое «Болото» расцвечивалось оранжевым, когда все разом поднимали плакаты «ДОРОГА ЗАКРЫТА ПО ПРИКАЗУ БИЛЛИ „БЛОКАДЫ“». Да, бьюсь об заклад, что парень, додумавшийся их сделать, сорвал неплохой куш. Но знаете, купившие их тоже внакладе не остались. Когда они вставали и поднимали их над головами, они становились частью чего-то большего. Бывает, что это плохо – только подумайте обо всех тех, кто выходил на марши, чтобы увидеть Гитлера, – но бывает, что и хорошо. Бейсбол – хорошая игра. Таким он был, таким и останется.

БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА!

У меня до сих пор мурашки по коже бегут, как вспомню. Эхо до сих пор звучит в голове. Тот парень был настоящим игроком, пусть даже психом и высасывателем удачи.

Ну вот, мистер Кинг, кажется, я вам все рассказал. Довольны? Это хорошо. Рад. Приезжайте еще в любое время, но только не в среду днем. Тогда играют в этот чертов виртуальный боулинг, и шум такой, что мыслей своих не слышишь. Приезжайте-ка лучше в субботу, а? Мы тут всегда собираемся компанией посмотреть матч недели. Нам разрешают пропустить по парочке пивка, и мы орем как сумасшедшие. Не как в былые дни, но все равно даем жару.

Посвящается Флипу Томпсону, другу и кетчеру школьной команды

Перевод С. Алукард

Один из моих вымышленных собратьев по перу в одном из ранних романов – кажется, Бен Миерс в «Жребии Салема» – утверждает, что не стоит говорить о произведении, которое собираешься написать. «Это все равно что выплеснуть сюжет на землю» – именно так он выражается. Однако иногда, особенно если я исполнен энтузиазма, мне трудно следовать своему же совету. Как, например, в случае с рассказом «Мистер Симпатяшка».

Когда я в общих чертах изложил идею одному из друзей, он внимательно выслушал меня, а затем покачал головой.

– По-моему, ты не сможешь сказать что-то новое о СПИДе, Стив. – Он помолчал и добавил: – Особенно как натурал.

Нет. И нет. И еще раз нет.

Терпеть не могу заявлений, что нельзя написать о том, чего сам не испытал, и не только потому, что эти утверждения накладывают ограничения на человеческое воображение, которое по умолчанию безгранично. Эти заявления также предполагают, что ты не можешь измениться. Я не согласен с этим, поскольку данный посыл прямиком ведет к заключению, что настоящие изменения нам недоступны, и эмпатия тоже. Этот посыл опровергается фактами. Как и дерьмо, перемены случаются. Если британцы смогли помириться с ирландцами, значит, нужно верить, что есть шансы, что когда-нибудь израильтяне договорятся с палестинцами. Перемены происходят лишь в результате напряженной работы, и с этим, думаю, согласятся все, но одной работы недостаточно. Также требуется мощный скачок воображения: а каково это – в действительности оказаться на чьем-то месте?

Да, и вот еще что. Я отнюдь не хотел писать рассказ о СПИДе или нетрадиционной ориентации – они стали лишь опорными точками сюжета. На самом деле мне хотелось написать о мощной силе полового влечения. Сила эта, как мне кажется, доминирует над людьми любой ориентации, особенно в молодости. В какой-то момент – вечером прекрасным или не очень, в месте подходящем или неудачном – желание вспыхивает и становится неодолимым. Осторожность забыта. Благоразумие сходит на нет. Риск больше не имеет значения.

Вот об этом-то я и хотел написать.

Дэйв Калхаун помогал Ольге Глуховой собирать Эйфелеву башню. Они занимались этим шесть дней с самого утра – с самого раннего утра – в общем зале отдыха пансионата для престарелых «Озерный вид». Там были и другие: старики встают рано. Огромный плоский экран в дальнем конце зала с половины шестого вещал обычную чушь канала «Фокс ньюс», и небольшая группка «постояльцев» таращилась на него, разинув рты.