– Ох! – крикнул он, опустив взгляд.

– Прости, – сказала Рен.

Вольф уставился на нее. Глаза у него, очень синие и широко раскрытые, казались удивительно невинными. Он смотрел, как будто сейчас заплачет. Рен потянула за трубу, полуосознанно стараясь ее вытащить, и Вольф завалился на бок вместе с трубой, покатился сломанной куклой по выпуклому боку Хэрроубэрроу и полетел на неумолимо движущуюся гусеницу.

Позже Рен молилась, чтобы он был уже мертв, когда попал в эти механические жернова. Она старалась убедить себя, что не его крики слышала, когда его смяло, исковеркало и впечатало в землю, – просто скрежет перегруженного железа, предсмертный вопль какого-нибудь осколка давно умершего Лондона, перемолотого пригородом-жнецом.

К тому времени они были уже у наружного края развалин. Впереди раскинулась безжизненная, как океан, равнина. Только огни Нового Лондона светились на четверть мили впереди – он быстро двигался на север, уже по открытой местности, оставив позади руины города-родителя, как шкурку после линьки.

– Девочка! – крикнул кто-то.

Рен, оглушенная, никак не могла сообразить, кто ее окликает. Не Вольф, это точно, и не его артиллеристы – они исчезли вместе со своей пушкой, и не Тео – он пытался подняться, лицо было залито кровью из раны на голове. Рен посмотрела вверх. Белый дирижабль грозовиков летел наравне с городом на малой высоте – какое-то чудо высшего пилотажа, которое только авиатор способен по-настоящему оценить. Из люка гондолы кто-то протягивал руку. Сперва Рен подумала – Сталкер, но потом он снова крикнул:

– Девочка! – и раздраженно подал знак, чтобы она взялась за его руку, и Рен узнала генерала Нагу.

В гондоле «Фурии» пахло орудийным дымом и топливом для дирижаблей. Нага расхаживал взад-вперед, отдавая приказы авиаторам, и на Рен едва взглянул, сказал только:

– Вы лондонцы? В плену у жнеца?

Рен молча кивнула, цепляясь за Тео. Никак не получалось поверить, что они оба живы. И как-то не ко времени было бы объяснять Наге, что они уже встречались. Ее колотило, и она не могла перестать думать о Кобольде. Когда «Фурия» заложила вираж, направляясь прочь от Хэрроубэрроу к Новому Лондону, Рен оторвалась от Тео и скрючилась в уголке, и там ее выворачивало, пока в желудке еще хоть что-то оставалось.

Они приземлились на корму Нового Лондона. Их встречала толпа лондонцев и грозовиков.

– Рен! – Англи радостно махала рукой.

Она уже забыла, что Рен еще недавно подозревали в шпионаже.

– Мисс Нэтсуорти! Мистер Нгони! Слава Квирку, вы живы! – кричал мистер Гарамонд, помогая им выйти из гондолы.

«Да уж не твоими стараниями!» – хотела сказать Рен, но потом сообразила, что он и сам все понимает и эти неуклюжие объятия – его способ попросить прощения. Тогда она тоже обняла его в ответ.

Движение в новом городе ощущалось странно – ни тряски, ни толчков, просто чувствуешь скорость, как бывает во сне. Ну, может, не такая уж и скорость: Хэрроубэрроу все еще маячил за кормой. Через раскрытые челюсти видны были жаркие отсветы плавильных печей.

– Я думал, они остановятся, раз Кобольд погиб, – сказал Тео.

– Они не знают, – ответила Рен. – Или, может, знают, но им наплевать. Господин Хаусдорфер и другие вполне могут вести погоню без своего хозяина. Хэрроубэрроу никогда так не дорожил Вольфом, как Вольф дорожил Хэрроубэрроу…

Ей не хотелось говорить о Вольфе. Она всегда будет видеть его взгляд, когда он понял, что она его убила. Рен старалась убедить себя, что это хорошо, что она чувствует себя виноватой и как будто замаранной. Лучше так, чем полное равнодушие, как у ее мамы. Но было тяжело.

Она взяла Тео за руку, и они вместе пошли к другим лондонцам, которые столпились на корме у поручней.

Нага отдавал приказы оставшимся в живых офицерам. Он сказал субгенералу Тхьену:

– Возвращайтесь в Батмунх-Гомпу на «Обереге». Моя жена считает, что новым оружием управляет Сталкер Фанг. Помогите ей найти это оружие и обезвредить.

– Будет сделано, ваше превосходительство…

– И пусть все покинут «Фурию». Я сам поведу ее.

– Но, ваше превосходительство, вы не можете лететь в одиночку!

– Почему не могу? Я летал один против Занне-Сандански и Камчатки. И против Панцерштадт-Бреслау. И с ничтожным варварским жнецом как-нибудь справлюсь.

Тхьен понял, поклонился, отсалютовал и принялся командовать.

Рен огляделась, пытаясь понять, из-за чего суматоха. Команда «Фурии» высадилась на палубу, а Нага поднялся в гондолу. Рен отвернулась. То, что происходило за кормой, было куда интереснее, чем действия Грозы. Рен и не заметила, как «Фурия» снова отчалила.

Хэрроубэрроу мчался за ними, разбрызгивая жидкую грязь. Броня вся в дырах, на верхней палубе пожары, одну гусеницу заедает, но Хаусдорферу все нипочем. Он несколько скептически относился к странному городу, за которым его хозяин потащился в такую даль, но, как только увидел этот город в полете, он понял, почему молодой Кобольд так завелся.

– Поддать жару! – орал Хаусдорфер в переговорную трубку. – Раскрыть челюсти! У них нет защиты! Они наши!

Нага развернул «Фурию» навстречу преследователю и снизился почти до самой земли. Хороший дирижабль; Нага наслаждался тем, как он слушается руля, как отзывается на малейшее прикосновение к рычагам и как урчат мощные двигатели, когда Нага до предела повышает скорость. Челюсти пригорода раскрылись, и Нага взял курс прямо на красный отсвет плавильных печей на верфи.

Когда в Хэрроубэрроу сообразили, что он задумал, из челюстей начался обстрел. В гондоле вылетели все стекла, что-то загорелось. Снаряд из пищали пробил нагрудную пластину, но доспех не дал Наге упасть, а механические перчатки крепко держали штурвал, не позволяя пылающему дирижаблю сбиться с курса. Пригород начал смыкать челюсти, но недостаточно быстро. Нага выпустил все оставшиеся ракеты и смотрел, как они несутся впереди «Фурии» в пасть пригорода.

– Энона, – сказал он, и ее имя вместе с ним потонуло в ослепительной вспышке.

Взрыв был недолгим; во тьме расцвел подсолнух, начиненный семенами шрапнели. Приглушенно ухнуло, за этим последовали другие звуки; треск и тяжелые шлепки – на Поверхность сыпались обломки. На борту Нового Лондона никто не кричал «ура». Даже солдаты Грозы, привыкшие распевать радостные песни по случаю разрушения городов, застыли в ужасе. Один-два мелких обломка шмякнулись на палубу, подпрыгивая, как брошенные монетки. Рен наклонилась и подняла тот, что упал рядом с ней. Это была заклепка с брони Хэрроубэрроу, все еще горячая после взрыва. Рен спрятала ее в карман. Хороший будет экспонат для Новолондонского музея.

То, что осталось от Хэрроубэрроу, – отломанная, полыхающая пожарами корма – завязло в грязи. Скоро она станет частью пейзажа, как и старый Лондон. Уцелевшие, отбежав подальше в сторону, растерянно озирались. Кое-кто поглядывал на развалины, прикидывая, как здесь можно выжить. Другие бежали за Новым Лондоном, умоляя своих собратьев-движенцев не бросать их, беспомощных, на территории Грозы. На Новом Лондоне их не слышали. Город уносился вдаль над темной равниной, становясь все меньше и меньше, пока не превратился в крохотное пятнышко. Янтарный блеск оконных стекол затерялся в безграничных сумерках.