Лена захлопнула папку. Все-таки такие «печальные повести» комфортней читать за письменным столом. Перед кабинетом уже сидели ожидающие приема. Один интеллигентного вида старик с седой эспаньолкой и старомодными роговыми очками на орлином носу встал, видимо, в очереди был первым.

– Проходите, – бросила Лена на ходу, хотя обычно посетителей приглашала секретарь. Но это был последний день на этом месте, и церемониться не хотелось.

– Здрасьте! – Если бы вместо очков с толстыми линзами, напоминавшими бутылочные донышки, дедуля носил пенсне, его можно было принять за ожившего, но сильно постаревшего Чехова.

Чехов был уже наполовину в кабинете, но искал глазами подтверждения, что можно войти целиком. Лена села за стол, открыла папку и кивнула, мол, проходите, не задерживайте очередь.

– Спасибо, здрасьте еще раз! – Старик суетливо присел на стул напротив. В этом он, конечно, проигрывал Чехову – классики всегда степенны.

«Приехав в Новосибирск, мне пришлось много “побегать” по милицейским кабинетам, чтобы прописать жену. После прописки трудностей в поиске работы не было, и она устроилась на работу на предприятие – почтовый ящик, где изготавливали полупроводниковые приборы (диоды, триоды и т. д.). Попутно я заставил ее поступить в вечернюю школу рабочей молодежи для получения среднего образования.

Уже через две недели с момента начала женой работы я понял, что натворил, взяв ее с собой в Новосибирск. Начав работать во вторую смену, она почти постоянно возвращалась домой на полтора – два часа позже. Нетрудно было понять, что она изменяет мне с кем-то из заводских работников. Мне же она “вешала лапшу на уши” и нагло врала».

– Извиняюсь, – кашлянул «Чехов», – я насчет своего дела…

В другой день Елена Викторовна, может, и заметила бы ему, что здесь все по делу, но сегодня лишнее напряжение было именно лишним.

– Я вас слушаю.

– Ну… я того… Попов моя фамилия…

Лена сразу посмотрела на папку иска – неужели этот сутяга? Да, очевидно, он.

– Василий Петрович?

– Да, да, собственной персоной. – Старик придвинулся на самый краешек стула и заглянул Лене в глаза. – Вы, позвольте поинтересоваться, ознакомились с моим делом?

– Да вот, знакомлюсь. – Лена, как могла, нахмурила красивый лоб. – Что ж вы о своей супруге нелицеприятно-то так? И столько лишнего написали… диоды, триоды какие-то…

– Истая правда. – Попов так нервно приложил руку к сердцу, что могло показаться, что схватился от боли. – Все правда, и ничего, кроме правды. Такая она… Вам, товарищ судья, как женщине, может, и неприятно будет слышать…

– Обращайтесь ко мне «Ваша честь»! – осадила Лена. – Мне и читать-то неприятно, не то что слушать. Подождите минуту, я перечитываю как раз.

«Мне стыдно было разводиться с ней практически через месяц после приезда. Стыдно было перед самим собой, перед институтскими товарищами по курсу, тем более что я был комсоргом курса. И я решил терпеть до окончания института, после чего развестись. За все время проживания в Новосибирске жена “порхала” как бабочка, была беспредельно веселой и довольной, со смехом ходила на аборты, которых она сделала практически за три с половиной года аж десять штук!».

Лена подняла глаза на истца и покачала головой. Попов хотел понимающе улыбнуться судье, но вышла какая-то гримаса.

– Так уж и десять штук абортов? Документы подтверждающие имеются?

Попов заерзал.

– Не то чтобы не имеются… понимаете, това… Ваша честь, она их у какой-то знахарки или полуподпольно…

– Понятно, не объясняйте. – Лена махнула рукой и продолжила читать.

«По окончании института я был направлен на работу в г. Карталы. Сразу по прибытии туда я позвонил своему отцу в Донбасс и рассказал ему о жизни в Новосибирске и принятом решении развестись с женой. Он напомнил мне, что я не спросил согласия родителей, ни когда уехал на Урал после окончания техникума, ни когда женился, чем сильно обидел его и мать. Оставив решение этого вопроса на моей совести, папа попросил меня помнить, что в нашем роду до сих пор никто и никогда не бросал детей. Последними словами он обрек меня на долгие годы жизни с неверной женой.

За первые три года жизни в Карталах жена сделала только два аборта… – Тут Лена не смогла сдержать усмешки. – …хотя условия нашей половой жизни абсолютно не изменились по сравнению с Новосибирском. Это объективно доказывает ее двойную половую жизнь в Новосибирске (со мной и заводскими ходоками)».

Лене стало нестерпимо смешно. Захотелось взяться за живот и рыдать навзрыд от хохота. Если бы не сидевший рядом истец, у нее началась бы истерика. Пришлось обхватить голову руками, чтобы несчастный Попов не видел растянувшихся губ. Старик вздохнул, видимо, догадался, на каком месте остановились глаза судьи. Лена подавила спазм и взглянула на истца.

– Послушайте, но это же… но так же нельзя… гражданин… Попов…

– Что нельзя? – Попов поджал губы и повел орлиным носом.

Увеличенные линзами до неправдоподобия карие глаза блеснули обидой.

– Ну при чем здесь… зачем писать о каких-то ходоках… зачем это все… Вы ж себя унижаете, а не супругу.

Попов заерзал на стуле.

– Это Глашка, стерва, меня всю жизнь унижала. Всю жизнь эту гадюку подлую пригревал… кусачую. Все же истая правда, ей-Богу! Хотите, перекрещусь?

Лена не успела помотать головой, как Попов вскочил и положил три размашистых креста с поклонами.

– Здесь не храм, а суд. – Лена взглядом усадила истца обратно. – Не надо паясничать!

– Вот вы такая молодая… и красивая, а старика обижаете. Кто ж паясничает? Никто не паясничает. Я объясняю вам… – Попов ткнул коряжистым пальцем в сторону стола. – …там только правда написана. От первого до последнего… альфа, так сказать, и омега!

– Что? – Лена снова почувствовала накатывающий приступ смеха. – Какая омега?

– Ну… я это… как в Библии, сказал. Альфа и омега… так Христос говорил… в том смысле – от первой до последней буквы…

– Вы такой верующий человек? А написали, что комсоргом были, – уточнила Елена Викторовна и тут же пожалела – Попов снова вскочил.

– Я очень верующий. Всегда в Бога верил! Даже во времена Советской власти! Комсоргом тоже был, но верил! Тайно! Крестился, правда, при перестройке! В церковь хожу. Каждое воскресенье! Молитвы знаю. Хотите – «Отче наш…» прямо с ходу? Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет…

– Прекратите уже! Сядьте! – Лена сама привстала.

Из совещательной комнаты на шум выглянула секретарь.

Попов печально глянул на нее и, не найдя сочувствия, покорно сел.

– Могу и Архангелу Варахиилу – покровителю благочестивых семейств…

– Не надо никаких архангелов! – Лена опустилась в свое кресло и махнула рукой, мол, все нормально.