А потом они обустраивали почти готовый к ее приезду Энчантресс. Она отдавала ему все свое сердце — ведь это был ее первый настоящий дом. Боль и ужас постепенно уходили в прошлое, и даже потеря ребенка, которую, казалось, ничем нельзя было компенсировать, все это было уже в прошлом.

Бриарвуд было решено продать, но многое из обстановки и самые любимые слуги во главе с Мэри Имс перекочевали сюда, в Энчантресс. Финансовые вопросы они решили полюбовно и быстро, каждый из них мог тратить деньги на свои нужды, на нужды Энчантресса, но солидная сумма была отложена для их будущих детей.

Как-то в разговоре Стелла заметила Бет:

— Слушай, у тебя теперь какое-то другое выражение лица!

Бет вспыхнула и призналась, что безумно любит своего мужа и ничего с этим поделать не может.

Стелла потрепала ее по руке и подумала про себя, что Рафаэль тоже стал другим. Он подобрел, что, с точки зрения Стеллы, вовсе не означало, что он во всех ситуациях будет таким.

Стеллу потрясал оттенок, с которым он называл Бет Англичанкой. Так мог говорить только беззаветно влюбленный мужчина.

Однажды Мануэла одевала Бет к ужину. Она делала это очень старательно. А Бет в это время задумалась о том, как отличается ее прежний брак от нынешнего. Она вспоминала, что Натан был добр к ней, но не любил ее. И ей стало жалко тех безвозвратно потерянных лет. В этот момент Мануэла поздравила ее с тем, как она прекрасно выглядит, и Бет тоскливо вздохнула по ушедшим годам. Мануэла испугалась:

— Что-нибудь не так, сеньора, не так сидит юбка? Бет рассмеялась и успокоила верную служанку. Она пояснила, что подумала о неприятных вещах, а этого в такой хороший день делать не следует.

Бет осмотрелась. Как много здесь всего, за что я должна быть очень благодарна, подумала она. Через полуоткрытую дверь, которая вела в их спальню, она видела Рафаэля, ожидавшего ее, чтобы спуститься вместе вниз к Родригесам. Она удовлетворенно улыбнулась. Нет, ей никогда больше не надо думать о прошлом, что было, то было!

Но Мануэла не могла успокоиться, она спросила:

— Вы сумели объяснить ему, что сделала Консуэла? Он знает правду? Бет мягко успокоила ее:

— Да, он все знает.

Рафаэлю не терпелось узнать, почему Бет задерживается, и он вошел в ее комнату. И входя, услышал слова служанки:

— Он что, знает и то, что вы были девственницей, когда он первым взял вас в тот полдень? Глаза Бет сверкнули:

— А вы-то…

А Мануэла спокойно напомнила:

— Ведь это я мыла вас тогда, сеньора. Я видела кровь на простынях. — Пожав плечами она добавила:

— Господи, это было так очевидно!

Бет покачала головой:

— Но Рафаэль не заметил этого, и поскольку это звучит не правдоподобной сказкой, я, наверное, и не стану ему этого рассказывать. Да теперь, Мануэла, это и не важно. Он любит меня, и пора прошлому дать умереть. Мне даже трудно было бы объяснить ситуацию с Натаном, а не поняв одного, человек будет не в состоянии понять и другого. Пусть все останется как было. Сейчас мы счастливы и, наверное, не стоит ворошить того, что случилось в проклятый день.

Побледнев от того, что он услышал, буквально в шоковом состоянии Рафаэль скрылся за дверью. Ему требовалось хотя бы несколько секунд, чтобы прийти в себя. Она была невинной! И он вспомнил тот короткий, мимолетный момент, когда подобная мысль пришла ему в голову.

Он сделал глубокий вдох, в нем проснулся примитивный, дикий самец, который возликовал, что это именно он сделал ее женщиной в тот памятный полдень в Новом Орлеане. Надо ли ему сказать ей, что теперь он все знает? Но она сказала, что больше не хочет говорить о прошлом… Придет время, и они поговорят об этом.

Ночью, когда они лежали нагие бок о бок, Бет заметила, что еще никогда он не был так нежен, ласков и внимателен во время любовной игры. Было что-то новое в том, как он касался ее — ей не дано было понять, что он замаливал все грехи, нанесенные его телом ее нежной плоти до нынешнего момента. Ее голова отдыхала на его плече, она удовлетворенно вздохнула.

Услышав ее вздох, Рафаэль крепче обнял ее. Запутавшись губами в ее мягких волосах, он напрямую спросил:

— Ну что, ты счастлива? Нет больше ночных кошмаров?

Полусонная Бет покачала головой: «Нет!» А потом вдруг полусерьезно добавила:

— А что, если я проснусь завтра и обнаружу, что все это мираж. Или, скажем, ты меня больше не любишь?

— Так не может быть! — воскликнул он абсолютно серьезно и повернул ее лицо к своим губам. — Пока я жив, я буду любить тебя всегда! — выдохнув эти слова, он поцеловал ее с невероятной нежностью. — Я никогда не разлюблю тебя!

Бет взглянула на него и хитро подумала: «Вот завтра я скажу ему… Завтра я скажу ему, что наш ребенок зреет во мне!»