— Прекрасное средство! — с непроницаемым лицом сказал Харви.

— Прекрасное наказание. — Александр непроизвольно прикрыл свой пах.

Несмотря на отвратительное вино, Харви опустошил свой рог и налил еще одну порцию.

— Так что в данный момент я в свите архиепископа, ну а со временем… ты же знаешь о моих планах на будущее, и я уже на шаг ближе к цели.

— Так ты действительно серьезно настроен?

— Это было причиной жить, хотя было много причин умереть, — сказал он, глядя на игроков, скользивших, метавшихся, мчавшихся по жизни на двух здоровых ногах.

Он положил рог на здоровую ногу.

— Ты сказал, что отправил мне письмо, я, верно, уже уехал, когда оно прибыло. Это было что-то важное? — И он сам ответил на свой вопрос проницательным кивком. — Точно, что-то важное, иначе бы ты дождался нашей следующей встречи. — Хорошее настроение, вызванное рассказом об епитимье бедному солдату, погасло в глазах Александра.

— Я нашел ее Харви, я нашел Манди.

Лицо Харви озарилось.

— Слава тебе Господи, парень, где?

— В Руане.

Он рассказал брату о случайной встрече в башне и о том, что там произошло.

— Боже, Харви, у меня есть маленький сынишка, которого я никогда не смогу признать своим из-за ее положения, и я не решаюсь настаивать на своих интересах из страха потерять их обоих.

Первая радость Харви угасла, но осталась все же искра оптимизма.

— По крайней мере, она жива и ты знаешь, где она, — сказал он. — Было время, когда я считал тебя заблуждающимся дураком, когда ты настаивал, что она все еще жива. Я был убежден, что она давно умерла под забором… И твой сын ни в чем не нуждается.

— Кроме отца, разве что, — горько заметил Александр.

Он вспомнил маленькую ручку, доверчиво свернувшуюся в его руке, мечтательность, с которой Флориан смотрел на его меч, хихиканье, когда малыш бросал мячик Тизлу. И вспомнил, как давным-давно его собственный отец, огромный и похожий на викинга, вез его, ведя под уздцы по конюшенному дворику его первого пони.

— В данный: момент я сделал все, что мог. Мне нужно ждать благоприятного случая, но это так тяжело. Я хочу ее, Харви, и хочу моего сына.

Харви нахмурился и почесал сутану там, где дерево встречалось с плотью.

— Будь осторожен, — сказал он.

— Я знаю, что поставлено на карту.

— Если проиграешь — твоя жизнь, — на всякий случай уточнил Харви.

Волнение на газоне заставило братьев оторваться от своей беседы на время, чтобы увидеть появляющихся из входа, защищенного тяжелой, обитой гвоздями дубовой дверью, нового короля и группы лордов и епископов. Уильям Маршалл и Хьюберт Уолтер были среди них.

— Мне пора возвращаться к своим обязанностям. — Харви пристегнул рог к поясу. — Вскоре и ты будешь нужен своему лорду.

Несколько женщин, ярких как бабочки, медленно подошли, чтобы присоединиться к сопровождающим короля. Иоанн остановился, чтобы поговорить с одной из них, и нежно прикоснулся к ее руке. Она ответила ему, а он закинул голову и захохотал.

Александр наблюдал за их действиями. Тонкая вуаль женщины трепетала на ветру; она подняла руку; чтобы удержать ее, и длинный голубой рукав завернулся, показав кусочек желтой подкладки.

— Понятно, почему он оставил Манди в Руане, — презрительно фыркнул Александр.

Харви поднялся на ноги.

— Если его репутация верна хоть наполовину, то у него было больше женщин, чем прочтенных «Отче наш», — сухо прокомментировал он. — Кроме того, тебе стоило бы восхвалить Господа, если его интерес к ней затухает.

Внезапно он указал своей палкой.

— Это случайно не Томас Стаффорд плетется там в конце?

Внимание Александра перешло с Иоанна и женщин на вельмож. Кроме Маршалла, Хьюберта Уолтера Кентерберийского и Уильяма де Броза, также были юстициар, Фитц-Петер, молодой Ранульф Честер и рядом с ним — угрюмая, седовласая фигура Томаса Стаффорда. Он был одет в свою дворцовую одежду — шерстяную одежду до лодыжек рыжевато-красного цвета, с мехом того же оттенка на рукавах и кромке. Привычное угрюмое выражение лица. Александру стало интересно, улыбался он когда-нибудь в своей жизни или нет.

— Да, это Стаффорд, — сказал он, не сумев скрыть враждебность в голосе.

— Если бы он только знал, — продолжал Харви, прищурив глаза, чтобы лучше видеть.

— Он сделал бы Манди заложницей своих амбиций. Он как старый паук, ползающий в паутине. Лучше бы земли Стаффорда в будущем отошли Честеру или Дерби.

— Но она его внучка. Жаль, что они не могут воссоединиться, — сказал Харви. — Я знаю, что он причинил много неприятностей ее родителям, но и они причинили неприятности ему, а теперь он стар.

— Не так стар, чтобы впадать в такой маразм, — парировал Александр. — Зная, как он относился к своему сыну, когда тот был жив, зная, как он разговаривал со мной, когда я заехал в Стаффорд в поисках Манди, очень сомневаюсь, что она получит от их встречи что-либо, кроме неприятностей.

— Но все-таки она — его кровь и плоть.

— Боже мой, Харви, ты говоришь, как священник. Клеменс тоже была его кровью и плотью. Нечто большее, чем гордость, заставило его отречься от нее. Осмелюсь сказать, что даже Иоанн мог бы у него поучиться зловредности.

Харви пожал плечами, принимая его точку зрения, но все же не уступал.

— Никто не может быть только темным, — сказал он. — Где-то ведь должен быть свет?

Рядом с ним Александр тоже стал непреклонным, теперь он смотрел не на собрание знати, а на солдата, которого подозвали по приказу Уильяма де Броза.

— Тогда скажи, где свет в нем? — Он ткнул указательным пальцем.

И вновь Харви прищурился.

Солдат был высок и силен, выше даже самого де Броза, что было редкостью. Перепутать усеянное шрамами лицо ле Буше, его глубоко посаженые глаза, важный вид было просто невозможно.

— Не знаю, но хотя бы проблеск где-то должен быть, — проворчал он; его убежденность вдруг испарилась.

Ле Буше отдал честь своему нанимателю и развернулся, чтобы осуществить то, что было ему приказано. Путь его лежал в направлении Харви и Александра. Наконец его черные глаза остановились на братьях и расширились. Ле Буше задержался на полушаге на секунду, но потом двинулся вперед с удвоенной свирепостью. Сначала казалось, что он собирался промаршировать мимо, но в последний момент остановился и засунул руку в кошелек на ремне.

— Милостыня калеке и недоумку, — сказал он и бросил монетку в рог, прикрепленный к поясу Харви.

Александр сжал кулаки, но сдержал руки, но не слова.

— Сунь ее себе в зад, — парировал он.