Он согласно кивнул.

— Как внучку Стаффорда многие бароны были бы рады видеть тебя женой своих сыновей. Известно, что Иоанн недолго хранит верность. Когда он узнает, он может хорошо продать тебя тому, кто даст больше всех, — возможно, твоему собственному дедушке, ведь теперь ты его единственная наследница.

Манди бросила на него удивленный взгляд.

— У дедушки есть сын, я точно знаю, что есть.

— Уже нет. Жерве умер бездетным две зимы назад. У твоего дедушки нет ближайшего наследника, и я знаю, что он хочет найти тебя.

Он рассказал ей о своем визите к Стаффорду после ее исчезновения и о своем разговоре с больным Жерве Фитц-Парнеллом в Чепстоу.

— Ты стала призом, Манди, — серьезно сказал он, — редким призом, наследницей, которой ты мечтала стать.

Манди наполняло лишь недоверие к его словам.

Она взяла кубок и прислонила к губам, но вкус вина, сладкий и пряный на языке, не приносил облегчения.

— Мне надо было остаться в Лаву, — холодно сказала она.

Тишина нарушалась только треском поленьев в очаге и каплями дождя в ставни.

— Я рад, что ты там не осталась, — через какое-то время сказал Александр. — Возможно, я никогда бы не увидел тебя опять, нашего сына… и это бы меня все так же волновало.

— Ты не можешь претендовать на него, — сказала она в панике.

— Официально — нет… разве что если ты решишься выйти за меня замуж.

Она почувствовала тяжесть в желудке, в легких и сердце и уставилась на него, онемев от шока.

— Но я не попрошу тебя об этом, потому что в последний раз, когда я это сделал, ты сбежала, как ошпаренная кошка.

Встав, он подошел к ставням и снял крючок.

Внутрь вошла прохладная апрельская ночь, поднимая слои дыма из очага. Свежий воздух наполнил комнату ароматами распускающейся весны.

Александр прислонился к стене и всмотрелся в ночь, словно мог видеть сквозь нее.

— Кроме того, — сказал он в дождливую темноту, — теперь нас многое разделяет. Хотя я — рыцарь на службе у могущественного Уильяма Маршалла, у меня нет дома, который я мог бы назвать своим. Я все еще не могу предложить тебе ничего лучшего, чем открытую дорогу и несколько месяцев то тут, то там в замке, пока я играю роль временного охранника. Не говоря уже о том, что сделал бы со мной принц Иоанн, — добавил он, как бы с сочувствием к самому себе.

Она изучала его, пытаясь понять истину, скрытую за самоуничижительным юмором.

— Тогда зачем вообще упоминать о женитьбе?

Он пожал плечами.

— Чтобы сказать, что ты можешь на меня рассчитывать, когда я тебе понадоблюсь. Я бы хотел, чтобы ты искала меня, а не убегала прочь. Именно поэтому я подарил тебе эти перья — это, можно сказать, символ.

Манди кусала нижнюю губу.

— Я не убегу, — через какое-то время сказала она.

— Обещаешь? — Он оглянулся, и она заметила вспышку страсти в его глазах прежде, чем он успел потупить взор.

— Обещаю, — сказала она.

Как бы хотелось знать, что это на самом деле — мудрость или просто ей не хватило сил отказать, хотя причин для отказа было достаточно. Вспышка страсти в его глазах, безумная и яркая, пробуждала сильные чувства и воспоминания…

Он кивнул.

— Тогда это все, что я позволю себе в этот вечер.

Он дотянулся до простого серебряного креста на своей груди и покрутил его на кожаном шнурке.

— Что случилось с крестом твоей матери? — спросила она, переводя разговор в менее опасное русло.

Он посмотрел на одну из своих рук, пробежал по ней большим пальцем и отпустил.

— Я проиграл его Удо ле Буше в ту ночь, когда Харви был ранен. Мы сражались, и я проиграл.

— Жаль, я знаю, что реликвия значила для тебя.

— В конце концов, я вышел из схватки живым. С тех пор я не видел ле Буше, но слышал, что он присоединился к свите Уильяма де Броза. Каков господин, таков и слуга. — Он скорчил выразительную мину. — Де Броз продаст собственную бабушку, если посчитает это прибыльным. Я ношу простой крест не как напоминание того, что я потерял.

— А почему?

Александр не ответил, спросив:

— Ты не возражаешь, если я напишу Харви в Пон л’Арк о том, что ты нашлась?

— Нет, я…

Она замолчала, потому что Александр вдруг отшатнулся от окна, но потом так же неожиданно подскочил.

— Хью?

В отверстии появился его оруженосец, влажные волосы прилипли ко лбу, а черты напряглись от возбуждения и беспокойства.

— Я шел к двери, сэр, но тут увидел раскрытые ставни и вас, там стоящего. Лорд Уильям зовет вас в замок, немедленно. Король. Ричард умер, только что прибыло известие, и лорду Уильяму нужны гонцы.

— Хорошо, Хью, иди к двери, я сейчас выйду.

— Сэр.

Лицо оруженосца исчезло, и Александр отвернулся от окна.

— Я все слышала, — сказала Манди, освобождая его от необходимости рассказывать. Она уже встала и принесла ему плащ, который сушился у огня.

Новость не была неожиданной, но слышать это вот так — все еще шокировало, как и знать, что ее любовник теперь не только наследник Анжуйской империи, но и правитель.

Александр принял плащ из ее рук и, накинув его на плечи, застегнул застежку.

— Нет покоя грешным, — сказал он с искренним вздохом. — Несколько следующих дней все будет кувырком. Хорошо, что мы смогли сначала поговорить. Мне пора. Спасибо за вечер.

Он взял ее за руки и поцеловал ее, сначала в одну щеку, потом в другую, но она могла сказать, что мысли его занимали новости, принесенные его оруженосцем.

— Да хранит тебя Бог, береги себя, — сказала она.

— Да хранит тебя Бог. — Он сжал ее руки, отпустил и умчался в дождливую апрельскую ночь.

Манди закрыла за ним дверь, но оставила ставни широко растворенными и долгое время еще стояла у окна, всматриваясь в темноту.

ЛОНДОН, МАЙ 1199 ГОДА

— Мне, мне! — прокричал Александр.

В ответ на его призыв по воздуху пролетел большой, плотно набитый сеном кожаный шар и шлепнулся у ног, залив чулок грязью и забрызгав льняную сорочку. Туника его валялась на земле в куче с другими туниками, образовывавшими линию ворот, а за портупеей присматривал чей-то оруженосец, исключенный из шумной игры из-за вывихнутой лодыжки.

Молодые люди двора Уильяма Маршалла бросили вызов рыцарям епископа и теперь боролись за победу в игре, напоминающей примитивный, но уже азартный футбол на участке дерна в пределах лондонского Тауэра. Для этого вида спорта обычно использовалось более широкое поле, чем то, на котором сейчас шла игра — целая деревенская улица, как правило, — но молодые люди довольствовались и этим, включая чей-то бурдючок, только воду заменили сеном.