Урбан возблагодарил Бога за их обращение и охотно ознакомил Тибурция с началами христианского вероучения, а потом крестил его. Тибурций сделался рыцарем Божьим. На него сошла такая благодать, что отныне он тоже каждый день видел ангела. Все, о чем он молился, исполнялось.

Невозможно и сказать, сколько чудес сотворил для них Христос. Но вот настал день, когда их нашли и схватили римские власти. Их привели к городскому префекту, Алмахию, который славился своей травлей христиан. Он быстро угадал, какой они веры, и приказал им отправиться в храм Юпитера и помолиться там.

Он велел своим подчиненным:

«Приказываю вам отсечь голову всякому, кто не поклонится великому богу».

Один из этих воинов, Максим, связал двух мучеников, а потом, проливая слезы жалости, повел их по улицам Рима.

Максим послушал поучения Валериана и Тибурция, и они тронули его. Другие стражники разрешили ему отвести пленников к себе домой, и там двое святых проповедовали перед ним и его родней. Все другие стражники, которые тоже пришли туда, обратились в истинную веру, внимая священным словам Евангелия.

Поздно вечером в тот дом пришла и сама Цецилия. Она привела священников, которые и крестили всех собравшихся. Наутро, когда забрезжил свет, она сказали им спокойно и внятно:

«Теперь все вы – воины Иисуса Христа, Спасителя нашего. Откажитесь от темных дел. Облекитесь в блестящие доспехи праведности. Вы вступили в битву с дьяволом и одержали победу. Ваш выбор сделан, вы сохранили свою веру. А теперь наденьте венец жизни вечной. Сам Господь Всемогущий возложит их на ваши головы – как заслуженную награду».

Когда она закончила речь, в дом явились стражники из дворца, чтобы отвести Валериана и Тибурция в храм Юпитера.

Когда их подвели к истукану божества, они отказались приносить ему жертву. Они не пожелали преклонить колени или воскурить фимиам кумиру. Вместо этого они упали на колени и стали молиться истинному Богу. За это их обезглавили на месте – и души их воспарили на небеса.

При их казни присутствовал Максим. Позже он рассказывал, что видел, как души двух святых поднимались в рай в сопровождении ангелов, осиянных светом. Он плакал, когда рассказывал об этом другим, но эти его слезы обращали всех слушателей в истинную веру. Алмахий же, когда услыхал об этом, приказал засечь Максима до смерти свинцовыми розгами.

Тогда святая Цецилия взяла его тело и похоронила рядом с Валерианом и Тибурцием, под тем же простым камнем. Но тут Алмахий нанес новый удар. Он велел отвести саму деву в храм Юпитера, чтобы она воскурила благовония перед идолом.

Но дворцовые стражники уже обратились в истинную веру благодаря ее проповедям. Они громко зарыдали и сознались в том, что сами – христиане.

«Мы верим в то, что Христос – Сын Божий, – объявили они префекту. – Мы верим в то, что Он – Господь, воплотившийся в человеческом обличье. А эта святая дева – Его служительница. Мы клянемся в этом, пускай даже нас самих приговаривают к смерти!»

Услышав все это, префект приказал привести к нему Цецилию. Вначале он спросил у нее, какого она рода и звания.

«Я родилась и выросла в знатном семействе», – ответила она.

«Скажи мне вот что, – продолжал Алмахий. – Какую религию ты исповедуешь? Каковы твои верования?»

«Ты очень глупо задаешь вопросы. Спрашиваешь две вещи сразу. Разве это умно?»

«Почему это ты дерзишь мне?» – возмутился Алмахий.

«Почему? Да потому что у меня чистая совесть. Потому что я пришла сюда без страха».

«Ты что же – не уважаешь мою власть?»

«Власть твоя ничтожна. Могущество любого смертного – все равно что пузырь, наполненный воздухом. Проткни его иглой – и он лопнет. Останется только пшик».

«Ты начала беседу в неверном ключе. А теперь оскорбляешь меня. Разве ты не слышала приказ нашего правительства хватать и карать всех христиан? Но если они отрекутся от своей так называемой веры, то их избавят от наказания».

«Правители ошибаются. И ты, и другие чиновники – все вы ошибаетесь. Вы объявляете нас виновными, придумав этот глупый закон. Вы все прекрасно знаете, что мы не повинны ни в каких преступлениях. Мы – христиане, мы чтим имя Христово. Вот и все. В чем наша вина? Мы никогда не отречемся от своей веры – мы знаем, что она истинна и справедлива».

«У тебя есть выбор, – сказал Алмахий. – Или отрекись от веры, или прими смерть. Иного не дано».

Услышав его слова, Цецилия рассмеялась:

«Какой же ты простачок! Неужели ты думаешь, что я отрекусь от своей непорочности, чтобы сделаться грешницей? Разве ты не видишь, что выглядишь смешно? Топаешь ногами, сверкаешь глазами. Ты беснуешься передо мной, словно умалишенный».

«Глупая женщина! Ты не понимаешь, какой властью я наделен. Правители нашей земли дали мне право карать смертью и миловать – и тебя, и любого другого гражданина. И ты осмеливаешься со мной так разговаривать? Ты спесива паче меры!»

«Я лишь говорю тебе правду. Я ничуть не спесива. Ведь нас, христиан, научили ненавидеть грех гордыни. А если хочешь услышать еще одну истину – то я скажу тебе еще кое-что. Ты солгал. Ты сказал, будто правители наделили тебя властью даровать жизнь и карать смертью. Нет! Ты можешь отнять у меня лишь мою смертную жизнь. Больше никаких прав надо мной у тебя нет. Ты можешь выступить лишь прислужником смерти. Вот и все».

«Довольно дерзостей! – ответил префект. – Принеси жертву Юпитеру, а потом ступай своей дорогой. Мне безразлично, что ты будешь говорить обо мне.

Я могу философски вынести твои оскорбления. Но одного я не позволю: я не дам тебе дурно отзываться о наших родных богах».

«Глупый ты человек! – ответила Цецилия. – Все твои слова тщеславны и опрометчивы. Ты – невежественный чиновник и самонадеянный судья. Ты подобен слепцу, хотя с виду вроде бы зряч. Да неужели ты сам не видишь, что этот идол сделан из камня? Ты называешь этот кусок гранита богом. Положи на него руку. Если не видишь – попробуй на вкус. Не чувствуешь? Он ведь высечен из камня! Какой стыд! Да весь народ будет смеяться над твоей глупостью. Ведь известно, что Господь Бог обитает на небесах. И всякий скажет тебе, что эти каменные истуканы бесполезны и никчемны. Разве ты не видишь, что от них нет никакого проку? Твои кумиры холодны и безжизненны».

Ее слова привели Алмахия в ярость. Он велел стражникам увести ее домой и там сжечь заживо.

«Омойте ее в пламени, – сказал он. – Очистите ее».

Они поняли приказ префекта буквально. Они поместили ее в ванну, связали ей руки-ноги, а потом разожгли под ванной большой костер, куда постоянно подкладывали новые поленья.

Всю ночь и почти весь следующий день Цецилия не ощущала боли; вода оставалась прохладной и не обжигала ее. На лбу у нее не выступило ни капельки пота. И все-таки ей было суждено умереть в той ванне. Алмахий, выведенный из себя, подослал к ней убийцу.