— Ну, делать нечего… Пойди перекуси. Заработает машина или нет, всё равно с приливом будем сниматься. Надеюсь, якоря выдержат.

После завтрака все, за исключением Мака, вышли на палубу. Мы прикрепили якорные тросы к барабанам лебёдок. С левого борта трос тянулся к рифам, с правого — на дно, к якорю.

— Как ты думаешь, этот якорь выдержит? — спросил я Зелински. Он развёл руками.

— У меня есть надежда, вот и всё, что я могу сказать. Дно у моря скалистое.

Время перевалило за половину восьмого. Как только волна подкатывалась под «Трикалу», её облегчённая корма приподнималась. Я послал Берта и Зелински на бак. Носовые якорные тросы мы уже успели прикрепить к лебёдкам. Их надо было травить по мере того, как будем стаскивать пароход на воду.

Когда все заняли свои места и Берт взмахнул рукой, мы с Дженни выбрали слабину. Стук мощных лебёдок наполнил нас надеждой. Если только удастся стащить «Трикалу» на воду! Если только её корпус не повреждён! Если только якоря удержат нас, когда мы будем на плаву! Если только… Если…

— Порядок? — крикнул я Дженни. Она кивнула. Прошли три вала, каждый из них чуть приподнимал корму. Наконец Дженни махнула рукой, но я уже и сам видел эту огромную курчавую волну, которая была намного выше остальных. Её белый гребень кипел и изгибался. Когда она, подняв тучи брызг, ударила в корму, я кивнул Дженни. Стук лебёдки, похожий на пальбу отбойного молотка, заглушил гром, с которым волна обрушилась на пляж. Я почувствовал, как поднимается корма. Трос с моего борта натянулся как струна. Он убегал к покрытым кипящей пеной рифам. Что же будет? Либо «Трикала» сдвинется с места, либо лопнет трос. Барабан лебёдки медленно крутился, мотор натужно ревел, и я с замиранием сердца ждал, что вот–вот где–то что–то сорвётся. Внезапно барабан пошёл быстрее и легче, под кормой «Трикалы» была новая волна. Я посмотрел на вторую лебёдку, там барабан тоже пошёл свободнее. Судно сползало на воду. Я поднял руку, и мы остановили лебёдки. Волна отхлынула. Насколько «Трикала» продвинулась к воде, сказать было нельзя, но, по–моему, на этой волне мы намотали не меньше тридцати футов троса. Правда, несколько футов составила растяжка. Мы стали ждать следующей большой волны. Теперь даже мелкие легко поднимали корму «Трикалы», и временами я готов был поклясться, что мы на плаву. Я не отважился ждать слишком долго, потому что судно, по–прежнему падавшее со скрежетом на пляж, теперь могло биться кормой о камни. Заметив довольно крупную волну, я кивнул Дженни. Вновь натянулись тросы, и барабаны принялись наматывать их. «Трикала» опять пришла в движение, но внезапно моя лебёдка взревела без нагрузки. Трос выскочил из воды, гигантской змеей взмыл в воздух и ударил по трубе парохода. То ли он проржавел, то ли его перерезало острым камнем в рифах. Пока мой трос, извиваясь, летел по воздуху, я взглянул на лебёдку, которой управляла Дженни. Теперь вся тяжесть судна была на ней, но барабан вращался без натуги, наматывая трос, и мотор не был перегружен. Я знаком велел Дженни не останавливать его. «Трикала» уже довольно легко скользила кормой вперёд. Волна откатилась. Дженни выключила лебёдку. Посмотрев на бак, я увидел, что тросы, прикреплённые к чёрным утёсам, туго натянуты. На этот раз «Трикала» не рухнула с грохотом на гальку. Я крикнул Берту, чтобы он отдал тросы вовсе, и рубанул рукой по воздуху. Мгновение спустя тросы упали с носа в воду. Лебёдка тянула «Трикалу» до тех пор, пока не встали над якорем. Мы запустили помпы и начали выравнивать судно, перекладывая груз. Прошлой ночью так облегчили кормовой трюм, что теперь корма задралась в воздух. Пока Мак бился с машиной, мы принялись вчетвером освобождать носовые трюмы. Время летело быстро. Якоря держали. Помпы, работавшие на полную мощность, справлялись с поступавшей водой. К вечеру ветер сменился на западный, и остров опять защищал нас. Опасность быть выброшенными на берег миновала, уровень моря быстро понижался. К трём часам мы устранили дифферент. Мак вышел из машинного отделения и сообщил, что система питания прочищена. Он пообещал развести пары, как только снова соберёт трубопровод. Теперь было ясно, что мы в безопасности, и я уснул прямо на камбузе перед печкой…

После бритья и завтрака Мак повёл нас в машинное отделение. Здесь было жарко, кипела жизнь. Заработал один из главных котлов, по краям стальной заслонки топки виднелось красное пламя. Включился счётчик давления.

— Левую машину запущу ещё до полудня, — с улыбкой пообещал Мак. По–моему, это был первый и последний раз, когда я видел, как Мак улыбается. Он был похож на школьника, который хвастается новой игрушкой.

Над трубой клубились чёрные тучи дыма. Мы с Дженни стояли на мостике, и я прикидывал, как лучше вести судно. Ни я, ни Дженни толком ничего в этом не смыслили. Кроме Мака, никто из нас никогда не плавал на пароходах, да и он разбирался только в машинах.

— Если повезёт, будем дома через две недели, — сказал я и поцеловал Дженни. Она со смехом пожала мне руку.

— Пока нам везло. Если не считать «Айлин Мор»… Мы пошли в рулевую рубку и стали проверять приборы, переговорные трубы, комплектность карт. Пробыв там час, мы услышали крики Берта и топот его ног по трапу мостика. Я вышел из рубки.

— Смотри! — выпалил он, указывая рукой в сторону рифов. У южного устья прохода о шпиль разбилась волна, разлетевшись тучей брызг. Когда море чуть успокоилось, я увидел за проходом короткую трубу маленького судёнышка. В следующий миг я разглядел его чёрный нос, с которого стекала пенная вода. Нос был задран кверху, и создавалось впечатление, будто там всплывала подлодка. Форштевень смотрел прямо в проход. Я почувствовал, как нервы мои натянулись.

— Что это? — спросила подошедшая Дженни и вздрогнула, когда в пене прибоя мелькнула чёрная труба. Судёнышко уже было в проходе. Ударила волна, и труба резко пошатнулась, потом выпрямилась — точно так же, как мачта «Айлин Мор». На мгновение мы ясно увидели буксир, потом его поглотили брызги. В следующий миг буксир выскочил из прохода и попал на более спокойную воду. Нас разделяло менее полумили.

Это был буксир Хэлси.

— Берт, тащи винтовки, живо! — приказал я. — И патроны. Через несколько минут мы заняли «огневые позиции», оставив Мака приглядывать за машиной. Если удастся развести пары, прежде чем Хэлси возьмёт нас на абордаж, мы, вероятно, сможем спастись. Дженни и я засели с винтовками на мостике, защищённом бронированными боковинами. Зелински с Бертом расположились на корме. Кроме винтовок у нас было по револьверу. Буксир пошёл прямо на нас. Я отчётливо слышал, как звякнул его машинный телеграф, когда они дали малый вперёд. В бинокль мне был виден стоявший на мостике Хзлси. Его чёрная борода поседела от соли. Он был без фуражки, и длинные чёрные космы свешивались ему на лицо. Рядом с Хэлси стоял прямой и долговязый Хендрик.

— Он попробует сразу взять нас на абордаж? — спросила Дженни.

— Нет, сначала окликнет, — ответил я. — Он не знает, кто на борту, и попытается это выяснить, прежде чем возьмётся за дело.

— Джим! Помнишь, что сказал Берт? Когда Хэлси завладеет серебром, он бросит свою команду здесь, и Рэнкина, наверное, тоже. Должно быть, кроме тех пятерых, что спаслись с «Трикалы», на борту есть ещё люди. Если удастся настращать их и сыграть на этом… — Она поднялась на ноги. — В рубке есть мегафон. Это был шанс. Во всяком случае, шанс выиграть время. Я схватил переговорную трубку, шедшую в машинное отделение, и позвал Мака.