Здороваясь с Хэмфри, Роберт заметил, что у того из-под простой, темной дорожной накидки выглядывает кольчуга.

Глаза Хэмфри загадочно блеснули в свете костра.

— Я хочу, чтобы ты оделся, и побыстрее.

— Куда мы едем?

— Чтобы исполнить пророчество.

Хэмфри объяснил ему, что взять с собой и куда подойти, чтобы встретиться с ним. Когда рыцарь умолк, Роберт принялся наседать на него, пытаясь выведать, в чем все-таки заключается их задание, но потом остановился. Чувство нужности и принадлежности к ордену, которое он испытал при виде Хэмфри, стало для него огромным облегчением по сравнению с той отчужденной враждебностью и одиночеством, которые охватили его после возвращения в Шотландию. Он не хотел разрушить это хрупкое чувство ненужными расспросами, и, кроме того, Роберт был откровенно рад убраться из Монтроза куда-нибудь подальше. Он устал от необходимости сделать выбор, устал терзаться и мучиться, не зная, какой дорогой пойти.

«Ты так и будешь избегать его до тех пор, пока не станет слишком поздно, и тебя лишат права выбора».

Его брат был прав. Но сейчас Роберту было все равно.

После ухода Хэмфри Роберт разбудил Неса, чтобы тот оседлал для него Хантера, а сам вернулся в шатер, чтобы одеться. Натягивая дублет поверх сорочки, он услышал громкий плач дочери. Затем послышались сонные увещевания кормилицы. Роберт вышел наружу, держа в руках меч, как раз в то мгновение, когда из шатра, который она делила с Джудит и еще тремя женщинами, выскользнула Катарина. Служанка держала на руках Марджори и что-то негромко напевала ей. Она подняла голову и увидела удаляющегося Роберта. Катарина озабоченно нахмурилась, заметив меч у него в руках. Он не сказал ей ни слова, подошел к крытой повозке и выволок оттуда большой сундук, в котором хранилось его снаряжение. Позади него не утихали крики Марджори. Когда Роберт вынул из сундука хауберк, Катарина негромко запела. У нее был низкий, сильный голос, и, когда она пела, казалось, что он должен принадлежать кому-то другому, какой-нибудь женщине значительно старше ее. Колыбельная успокоила малышку, ее крики постепенно перешли во всхлипывания, а потом и в ровное сопение. Роберт, вдруг поняв, что замер на месте, держа на вытянутых руках хауберк и прислушиваясь, принялся натягивать доспехи, а потом потянулся за щитом, который Хэмфри наказал ему непременно взять с собой. Щит с драконом был завернут в мягкую ткань, предохранявшую его от случайных царапин. Роберт не доставал его с того времени, как покинул Англию год тому. В свете костра он обратил внимание, что дерево стало шершавым и потрескалось. Он уже натягивал неприметную дорожную накидку, как посоветовал ему Хэмфри, когда вдруг услышал за спиной голос.

— Вы уезжаете, сэр?

Он повернулся и сверху вниз взглянул в запрокинутое лицо Катарины. На переносице у нее теснились веснушки, а темные волосы перепутались со сна, длинными прядями ниспадая ей на плечи. Женщина крепко прижимала к груди Марджори. Роберт улыбнулся, глядя на спящую дочь. Наклонившись, он нежно поцеловал ее, а потом встретил взгляд Катарины, застегивая перевязь с мечом.

— Я скоро вернусь.

Подхватив щит, он обменялся несколькими словами с рыцарем у костра, а потом, приняв у Неса поводья Хантера, зашагал в дальний конец лагеря.

Деревянная платформа, которую он видел, когда они въезжали в Монтроз, зловещей тенью замаячила впереди, когда он приблизился к нужному месту, следуя указаниям Хэмфри. В свете кроваво-красной луны она походила, скорее, не на сцену, а на помост для виселицы. На некотором расстоянии от платформы он заметил группу всадников, освещенных светом факелов. С ними была крытая повозка, запряженная ломовыми лошадьми, с двумя рыцарями из свиты короля на облучке. Приблизившись, Роберт разглядел Хэмфри, да и остальные лица были ему знакомы.

Здесь были Генри Перси, который, кажется, стал еще коренастее с момента их последней встречи, и Ги де Бошам, встретивший его без улыбки. Повзрослевший и вытянувшийся Томас Ланкастер, обещавший вот-вот превратиться в мужчину, сидел в седле рядом с Робертом Клиффордом, который вежливо кивнул Роберту, и Ральфом де Монтермером, который весело улыбнулся ему. И, наконец, взгляд Роберта нашел Эймера де Валанса. Это ненавистное лицо заставило его мгновенно перенестись в Англси — в захламленную кухню, где в черных глазах Эймера светилась ненависть, когда он намеревался убить его.

Роберт вскочил на Хантера, и Хэмфри кивнул остальным.

— Можно двигаться. Нам предстоит трехдневная поездка.

— Трехдневная? — переспросил Томас. — Но мы же пропустим завтрашнюю церемонию.

— И ты до сих пор не сказал нам, брат, куда мы едем и зачем, — добавил Ральф.

Роберт почувствовал удовлетворение оттого, что оказался не единственным, кого Хэмфри не посчитал нужным посвятить в свои планы. И вновь тень сомнения закралась ему в душу, но он постарался отогнать ее. В чем бы ни заключался их план, все равно он был лучше того, чтобы остаться здесь, перед тягостным выбором.

— Я все объясню вам по пути, — твердо пообещал Хэмфри.

Дав шпоры своему коню, рыцарь повел маленький отряд по дороге прочь из Монтроза. В хвосте процессии переваливалась по рытвинам и ухабам крытая повозка, а впереди освещала путь кроваво-красная луна.

43

Толпа мужчин молча смотрела на одинокую фигуру, которая шагала по образованному ими проходу, направляясь к платформе в центре лагеря. Над лиманом еще висели клочья тумана, и утренний воздух уже сочился влажностью, обещая очередной жаркий и душный день. Небо на востоке отливало жидким золотом, и его жирные отблески скользили по лицам сотен людей, обступивших помост. Перед платформой под присмотром рыцарей из личной свиты короля выстроились в ряд несколько человек. Они старались держаться вместе, бледные и подавленные, чувствуя себя карликами в сравнении с колоссальным деревянным сооружением, которое зловеще нависало над ними. И у немногих из них достало мужества посмотреть на одинокого мужчину, неумолимо приближавшегося к ним.

Роберт Брюс, лорд Аннандейл, ждал в рядах английской знати, не отрывая глаз от Джона Баллиола, медленно приближавшегося к ним. Король Шотландии исхудал и высох, глаза у него ввалились. Лицо у него было серым, несмотря на жару, и золотая накидка с королевским гербом Шотландии была единственным ярким пятном в его облике.

После разгрома под Данбаром Баллиол бежал вместе с Коминами, но король Эдуард столь безостановочно и неутомимо двигался на север, а замки и города с такой быстротой сдавались на его милость один за другим, что королю Джону и остаткам его людей попросту негде было укрыться. Недели, проведенные в дороге, явственно сказывались на его опустошенном лице и изможденном теле. В июне он написал Эдуарду о том, что расторгает военный союз с Филиппом и предлагает безоговорочную капитуляцию. И вот теперь, униженный и отчаявшийся, он являл собой живое воплощение обреченного человека, ждущего, когда на шею ему опустится топор палача.

Когда Баллиол шаркающей походкой прошел мимо, Брюс вытянул шею, жалея, что враг ни разу не взглянул в его сторону и не увидел, что он стоит здесь, наблюдая за его последними мгновениями в роли короля. Но взгляд Баллиола не отрывался от помоста впереди. Толпа медленно смыкалась за ним.