Шрам едва не выронил мобильник из ладони.

— Синцов Виктор?… — забыв про всякую осторожность, переспросил он.

— Он самый!

— В Питере?

— Где он сейчас, известно только ему. Но наверное. Выехал поездом. Из Хельсинки. Доволен?

— Спасибо, брат. За мной должок, — рассеянно пробурчал Шрам и вырубил телефон.

Итак, Сержант в России. В Питере! Значит, я не ошибся: там, в «Арагви», был именно он. Интересно, какого хера ему здесь понадобилось? В кого все же метил Сержант? В него или в китайца? И тут в голове у Шрама вспыхнула совсем шальная мысль. А что, если Сержант гоняется совсем даже не за ним, не за Шрамом? А если Сержант тоже прознал, что Варяг жив и сбежал из колонии? А что, если он приперся сюда, чтобы наконец-то завалить Варяга? А уж по ходу дела зарабатывает на всяких там китайцах?

Шрам даже повеселел. В таком случае надо срочно отыскать Сержанта и, чтобы поторопился, посулить ему за голову Варяга, которого он так и так ищет, хороший куш: пятьсот штук точно можно дать. Гадом буду. А по большому счету и «лимона» для «хорошего человека» не жалко! Бабки — вещь наживная. Башку бы сохранить в целости.

«Нива» неслась по пригороду. Шрам стал глазами искать грунтовку, бегущую от шоссе в лес. Он решил не забираться слишком далеко от города и закопать свой груз где-нибудь на подъезде к Сестрорецку. Теперь он обдумывал план подключения к своей сложной игре Сержанта. Он стал вспоминать, какие у Сержанта были в городе связи, с кем он мог бы сейчас войти в контакт.

И не вспомнил. Что и не мудрено. Сержант вообще вел образ жизни ночного хищника — таился до поры до времени в своей засаде, о которой никто не знал, а потом внезапно из нее появлялся, точно выныривал; наносил свой молниеносный удар, словно гремучая змея, и тут же исчезал, растворяясь во мраке.

То, что он вот уже в течение многих лет вел неустанную охоту на Варяга, было Шраму на руку. Он помнил, что Варяг вроде был повинен в случайном убийстве брата Сержанта: снайпер по ошибке подстрелил его, приняв за Варяга. Мало того, что брата пристрелил, да еще так непростительно для классного снайпера лопухнулся — есть отчего ненавидеть Владислава Игнатова!

Впереди показался проселок. Шрам бросил «Ниву» вправо, резко свернул, и «русский джип» запрыгал по ухабам. Скоро он углубился в лес.

Проехав метров триста, Шрам снова свернул — на этот раз прямо в заросли орешника. Метров через пятьдесят он заглушил мотор. Сразу нашел подходящее место для безымянной могилы — в сыром овражке под старой сосной.

Вооружившись саперной лопаткой, Шрам быстро вырыл яму: сырая земля податливо принимала в себя острое плоское лезвие. Потом он приволок сумку, в которой лежали кровавые свертки, и баул да так целиком все и сунул в яму.

Засыпав яму свежевыкопанной землей, он забросал ее сверху ветками и, для верности, сухими листьями.

Выехав на шоссе и развернувшись в сторону Питера, Шрам поймал себя на том, что никак не может успокоиться. Нервное возбуждение, охватившее его еще днем, никак не отпускало. Ну да ладно, самое главное, что с одним покончено. Теперь — черед Варяга.

Шрам вынул мобильный и набрал Иркин номер. Она не брала трубку. Либо дрыхнет, либо… шляется, курва! Шрам глухо матерился. Ну какова сука! Нет, пора менять. Пора. Задержался он с ней. Хоть она и трахательница знатная, но та еще стерва…

Он стал думать об Ирке и еще больше накрутил себя.

Поставив «Ниву» на стоянку около «Прибалтийской», Шрам пересел в свой синий «БМВ» и рванул к Ирке.

Ирка не спала.

Более того, несмотря на позднее время — было уже половина двенадцатого ночи, — она и не думала ложиться. Шрам сразу заметил на столе грязные бокалы, две пустые бутылки шампанского, вазу с недоеденным салатом «оливье».

— Гости были? — неприветливо бросил он Ирке, которая сидела перед телевизором и грызла соленые орешки.

Передавали городские новости.

— Да, Любаня забегала.

— И принесла две бутылки шампанского под мышкой? — с недоверием спросил Шрам.

— Так она не одна. С Колюней.

— Я тебе сколько раз говорил — не хера сюда этого студента водить!

— А что, ты ревнуешь? — огрызнулась Ирка. Она явно нарывалась на разговор. Ирка отлично знала, что Шрам ревнив и что он терпеть не мог, когда ему этим тыкали в рожу.

Шрам подошел к телевизору с намерением его вырубить, но в этот момент прилизанный диктор слащавым голосом сообщил о пожаре на Васильевском острове, во время которого полностью сгорела помещавшаяся в старом трехэтажном доме книготорговая контора. Шрам опять запаниковал. Он и сам не мог понять, что с ним происходит. Разозлившись еще больше, он резко выключил телевизор.

— Ну какого хрена? — завизжала Ирка. — Сейчас там будет «Эмманюэль»!

Он повернул к ней перекошенное от ярости лицом. Перерезающий щеку шрам побагровел.

— Так что вы тут с Колюшей делали? Почему молчал телефон?

— Да ты че, Саня? — перепугалась Ирка. — Шампань пили, языком трепали. Я тебя ждала.

Он схватил ее за руку и с силой рванул к себе. Она вскрикнула.

— Больно.

— Больно? А так? — Шрам ударил ее по роже.

— За что? — закричала она навзрыд. — Ты что, ошалел? Опять убил, что ль, кого?

Шрам глухо зарычал и толкнул девицу так, что она упала с дивана. Он подбежал к ней, одним рывком разодрал на ней платье и, грубо повалив на живот, сорвал бюстгальтер и трусики. Потом мгновенно содрал одежду с себя, поставил ее на колени и, раздвинув ей ягодицы, вонзился в ее задницу.

Он крепко прижимал ее плечи к полу и сильно, остервенело врезался в ее недра. Она только всхлипывала и шептала: «Больно, Саша, ну больно». Но ее жалобы только распаляли его еще больше. Он озверел. Он хотел причинить ей боль, хотел ее мучить, мять, царапать, рвать ногтями ее молодое аппетитное тело.

— С Колюшей, говоришь, шампань пила? — хрипел он ей в самое ухо. — А вот так он тебе не делал? Или так? В жопу?

Он выдернул набухший член, перевернул девушку на спину и, встав над ней как пес, стал засовывать головку члена ей в рот.

— Соси, сука! Соси, блядь! — орал Шрам и рукой раздвигал ее пухлые губы и разжимал зубы, втискивая член глубоко в глотку.

Ирка издала горловой звук, точно собиралась сблевать.

— Соси, сука! — повторял Шрам, двигая членом взад-вперед у нее во рту. Наконец он содрогнулся от захлестнувшего его сладостного наслаждения и устало, безразлично отпрянул от нее.

Ирка, постанывая, села и выплюнула изо рта густую белесую патоку.

— Все, я ухожу. Не могу больше! Ты просто зверь какой-то! — тихо рыдая, приговаривала она.

— Катись в п…ду! — прохрипел он и тяжело поднялся на ноги. — Чтоб через пять минут ноги твоей тут не было, шлюха.